Узбекская пословица
Нюсю прямо распирало от гордости. Как же, Серафим Александрович назначил ее старшей!
Была даже записка:
Завтрак проходил в молчании. Нюся прыскала со смеху, поглядывая на постные лица ребят.
— Не горюйте, лунатики, — говорила она с издевкой, — дядя Сима приедет, вам гостинцев привезет.
— Вот зуда, ну как с ней жить мирно? — возмутился Радик.
— Не надо было задаваться, а то приехали пижоны — на хромой козе не подъедешь. Ладно, будем мириться. — И она протянула Радьке мизинец, приговаривая: — Мирись, мирись, до свадьбы не дерись!
Радик хмыкнул:
— Как в детском саду.
Но все же помирился.
— Слушай, — продолжала Нюся, — надо бы добыть свежей рыбки к обеду. Кто из вас поедет со мной?
— Я останусь дежурить, — ответил Радик.
Не успел Пулат уложить в лодку рыболовные снасти, как примчалась Нюська, ужасно злая.
— Мирились, да? Все зря?!
— Чего ты орешь? — удивился Пулат.
— Скажи своему Радьке, пусть отдаст капитанку по-хорошему, сейчас, пока я добрая, потом поздно будет.
Радька возмутился:
— Не брал я твоей капитанки, нужна она мне!
— Куда же она делась?
— Не мог Радька взять твою фуражку, — заступился Пулат за товарища, — все время вместе были, да и Малыш залаял бы.
— Малыш не дурак на своих лаять.
— Слушай, ночью он лаял на кого-то…
— Довольно травить, Пулханчик. Знать ничего не знаю! Чтобы к нашему возвращению капитанка была на месте!
Плыли в молчании. Настроение у Нюси испортилось. Пулат раздумывал: «Нет, не Радька сделал это, по глазам видно… Опять началось».
— Не мог дядя Миша взять? — спросил Пулат как можно дружелюбнее.
— Он подарил мне ее… Да разве он наденет капитанку? Сам над батей подшучивает.
Нюся чуть не плакала.
— Найдется твоя фуражка, вот увидишь… Я слышал, вы всего полтора дня сюда добирались?
— Ага, — нехотя кивнула девочка.
— А мы пять дней… Надо было сразу с нами плыть, веселее было бы.
— Дядя Миша вверх плавал, до Хаджи Кургана…
«Знаем мы, какой Хаджи Курган», — подумал Пулат.
Закинув удочки, ребята долго купались, брызгались, плавали наперегонки, а потом улеглись на горячий песок.
Через некоторое время Нюся подняла голову:
— Слушай, Пулат… Где-то плещется крупная рыба… Не тут. Дальше. По-моему, за мыском.
Пулат не ответил, ему дремалось после беспокойной ночи.
— Ну, ладно, ты помечтай, а я пойду посмотрю.
Сколько прошло времени, как ушла Нюся, Пулат не смог бы сказать. С ощущением непонятного беспокойства очнулся он от дремы.
Встал, протирая глаза, огляделся. Нюси не было.
Где-то неподалеку опять тяжело плеснуло. Пулат пошел на звук и сквозь камыши увидел Нюсю. Она как-то странно бултыхалась в воде, всего метрах в пяти от камышей.
— Нюська, — окликнул он ее.
— Давай… сюда, — отозвалась она чужим голосом.
Пулат ринулся в воду.
— Лодку, — глухо выдохнула девочка. Похоже она тонула.
Недоумевая, что с ней случилось — ведь она хорошо плавает, — Пулат бросился в лодку…
Ухватившись за борт, она долго отдыхала, а он держал ее за руку и глядел в осунувшееся сразу лицо.
— Понаставили бросовых сетей, обалдуи, утонешь тут в шутку.
Оказывается, Нюся запуталась в старой, кем-то брошенной сети. Пулат выдернул кол, к которому была привязана основа, и они втащили в лодку сильно изодранную и заилившуюся сеть вместе с крупным сазаном. Он-то и плескался в камышах.
Нюся, хоть и не подавала вида, испугалась сильно. Губы синие, лицо бледное, даже веснушки вроде поголубели.
На берегу она закопалась в песок, одна голова торчит, и так отогревалась. Скоро к ней вернулась ее обычная веселая бесшабашность.
— А ты парень ничего себе, Пулханчик, спишь, как сурок. Я минут десять тебя звала, охрипла даже. — И добавила без всякой связи: — Хочешь, покажу, где ужаки водятся? Сколько нужно, столько и поймаем.
Пулат кивнул.
— Не знаешь случайно, кто это так кричит? — И Пулат изобразил таинственный ночной крик, который преследовал их на протяжении всего путешествия.