Сказание о Волконских князьях

О том, что это герой, у встречных по деревням молодок и девок не было никаких сомнений. Тому порукой были пронзительные голубые глаза, изогнутые луком усы и курчавая бородка. Немаловажна была посадка в седле. Наконец — ах! — играющая на солнце изумрудным бархатом с золотыми травами соболья шубка спадала с левого плеча всадника и покрывала круп аргамака, какого можно увидеть разве что раз в год на большой дороге, а можно и не увидеть вовсе. Не удивительно, что вслед герою, отправляющемуся не иначе, как пленять самого иноземного царя, на всем протяжении пути летели тайные вздохи столь жаркие, что не сдерживай их уездные скромницы — растопились бы снега и обоз потонул в разверзшихся российских грязях.

Победительный взгляд князя Федора Федоровича Волконского Меринова (а это был, конечно, он) заметно тускнел по мере приближения к цели. Утонувший в снегах городок. Белая с бревенчатыми стенами и шестью рублеными башнями на берегу речки Обжи, выглядел уныло и запустело. Крепость и деревянный тын на окружавшем ее валу, казалось не чинились со времен обороны от поляков в 1618 году.

Приказ подготовиться к торжественному вступлению в крепость был встречен ратниками с оживлением. Вскоре чинно построившееся войско двинулось к Белой под удалую стрелецкую песню, поддержанную рожками и барабанами.

Голубое знамя с серебряным ангелом развевалось над головой воеводы и двумя десятками всадников свиты. За ними вытянулись две сотни конных стрельцов. Московская сотня Ивана Павлова с мушкетами поперек седел сверкала круглыми касками поверх опушенных мехом шапок. Голубые долгие, ниже колен, кафтаны всадников были перечеркнуты на груди желтыми перевязями, на которых позвякивали патроны и болтались сабли. Желтые сапоги довершали парадный наряд воинов. Сотня городовых стрельцов[18] Семена Яковлева была облачена в кафтаны коричневого сукна с красными сапогами и перевязями.

Лихо заломив папахи, красовались в алых кафтанах две сотни ржевских поместных казаков Митрофана Хрипунова и Абрама Баранцева. Позади ехали дети боярские в шлемах разного фасона, панцирях и подбитых стальными пластинками ватниках-куяках до пят. Вооружены были они кто пистолетами, кто луком и стрелами, кто копьем или секирой, саблей или допотопным мечом.

Небольшая толпа горожан во главе с городовым приказчиком и священниками обеих церквей встречала воинство у ворот. Детишки забегали в строй и мчались, ухватившись за стремена, а бабы и девки в солопах и шушунах острыми своими языками брили каждого проезжающего в ворота с головы до подков.

— Кто такова? — спросил князь Федор Федорович приказчика, взглянув на красавицу с румяными щеками и карими глазами, стоявшую с мальчонкой в стороне от толпы.

— То Митрофановна! — ответил приказчик. — Муж ейный уж год как ушел неведомо куда, вот и работает в миру. Ишь, кака грудь лебединая, отбою ей от охальников наших не имеется. Но строгонька будет: самого князя Прозоровского ушибла!

СКАЗ ОБ УКРЕПЛЕНИЯХ КРЕПОСТИ БЕЛОЙ И ИНЫХ ДЕЛАХ

Жители пограничного города привычны были к военному постою и без долгих споров разобрали по домам все прибывшее воинство, сообразуясь с хозяйскими достатками и нужностью рабочих рук (ибо какой же русский человек усидит без дела долго и нешто караульная служба дело?!). Князь Федор Федорович разместился на просторном, обнесенном частоколом воеводском дворе с домом, клетями, острогом и смотровой башенкой. Нашлось здесь место сотникам, пристроился в светелке со своими свитками подьячий Яков Мелкишев, заняли конюшню военные холопы и слуги.

После традиционного пиршества на другой день рано утром воевода поднял местного приказчика и старост для составления полной всему бельскому хозяйству росписи. Первым делом обратились к стенам и начали их обход с широкой башни над Московскими воротами, выходившими к реке. Башня и расходившиеся от нее в обе стороны вдоль реки стены стояли на двухсаженном[19] земляном валу, уберегавшем город не только от неприятелей, но и от наводнений.

Как и другие башни крепости, Московские ворота были велики по объему и невысоки, с толстыми двойными стенами, забутованными между бревен камнем и глиной. Деревянные перекрытия на мощных балках делили ее на три этажа, где могли размещаться средние пушки. Разбросанные в видимом беспорядке бойницы были прорублены с таким умыслом, чтобы защитники могли простреливать все пространство перед башней и стенами и сами стены, если на них ворвется враг.

Стены в полторы сажени толщиной состояли из Намертво соединенных между собой срубов, заполненных землей и каменными глыбами. Поверху шла стрелковая галерея с бойницами и крышей, некогда защищавшей от стрел, а ныне удобной для караульных в непогоду. По этой галерее воевода и двинулся к следующей, находящейся ниже по течению реки восьмигранной Псковской башне. Стены после нее поворачивали от реки в поле и «сходили» с вала, который окружал город впереди стен и был отделен от них рвом.