Вскоре запели по всему Бельскому уезду серебряные трубы, загудели литавры, раскатились дробью барабаны, зашевелились поля и перелески черным железом и яркими жупанами, расцвели цветными хоругвями и прапорами, задрожала земля от боя копыт, застонала под тяжелыми пушечными станками. Видели из Белой, как собирались с трех сторон к городу королевские полки гусарские, драгунские, рейтарские и солдатские, отряды шляхетские польские и литовские, располагались на холмах, как бы желая веселое представление зреть. Раскинулся на видном месте возвышенном крашеного шелка Владиславов шатер, и перед ним устроились гетманы с магнатерией, канцлер Радзивилл, все люди видные, изукрашенные перьями заморских птиц. Как на праздник выглянуло из-за туч солнышко, блеснуло лучами по многокрасочному собранию войска и осветило лужи на городском выгоне и глинистые крепостные валы, зажгло золоченые крестики на маковках бельских храмов, откуда несся перезвон колоколов.
Королевские полковники и знатные чиновники поскакали к Белой:
— Если города не сдадите, велит король немецким умельцам над Белой промышлять! Тогда будет воеводе вашему и всем людям без пощады смерть!
Но бельский воевода князь Федор Федорович Волконский, дворяне, стрельцы, казаки, городские люди и пашенные крестьяне, вышедшие из храмов к стенам крепости, не устрашились королевского промысла, не смутились вражьими прелестями. Видя такое злое королевское ухищрение, тьмочисленное необозримое его воинство, злодейский промысел и хитростные прелести, принялись Богу молиться, прося милости, а у пречистые Богородицы и московских чудотворцев помощи. И устремились на смерть и уцеломудрились на то, чтобы всем за святую православную веру и Московское государство умереть, но королевских угроз не устрашиться и на приказы его не прельститься.
И молились о том единодушно. И засыпав врата градские, сели насмерть.
СКАЗ О НАСТУПЛЕНИИ НА БЕЛУЮ НЕМЕЦКИХ ПОЛКОВ
Ни с чем возвратились посланцы к польскому королю. Владислав, видя, что наступил уже полдень и все его воинство на зрелище собралось, привстал с кресла, поднял руку в сафьянной желтой перчатке, сверкнул каменьями перстней и указал средним пальцем на Белую. Тотчас затрубили за его шатром трубы, и грянули в ответ короткими раскатами солдатские барабаны. Высыпали пред рядов королевских войск померанские солдаты и потянулись к Белой шестнадцатью ротами. Под летящий по ветру барабанный стук видел Федор Федорович Волконский со своей башенки, как стягиваются роты в батальоны и сводятся батальоны в шведскую бригаду[29]
против Смоленских ворот — один впереди, а два немного приотстав крыльями. Позади первого батальона солдаты катили полевые пушки. Слева, со стороны Безымянной башни, четвертый королевский батальон наступал, построившись крестом.Медленно, с трудом вытягивая ноги из жирной земли огородов, валя плетни, солдаты двигались к Белой. Вороненой стали кирасы и тяжелые шлемы-барселины с месяцеобразными полями, поднятыми спереди и сзади, защищали их от выстрелов. У пикинеров с длинными черными копьями, составлявших два последних ряда каждой батальонной линии[30]
, бедра были прикрыты пластинчатыми латами. Черными были мундиры, кожаные колеты и поднятые выше колен сапоги с широкими голенищами.Всеобщая пальба еще не началась, и Волконский мог сосчитать противника. Три батальона, шедшие в одинаковом строю, имели каждый 160 солдат по фронту и восемь рядов в глубину. Первые шесть рядов составляли мушкетеры. Мушкеты курились дымками тлеющих фитилей. Белые перевязи ротных командиров и яркие красные шарфы капитанов на флангах каждого батальона выделялись из массы солдат.
Немцы начали пальбу издалека. Выстрелив, первый ряд делал шаг в сторону и начинал заряжать мушкеты, остальные отсчитывали четыре шага вперед. Те, кто оказался впереди, стреляли и уступали место следующим. Новая шеренга выходила из клубов дыма и озарялась огнем мушкетного залпа.
Внезапно ряды первого батальона разомкнулись и на Белую уставились жерла шести орудий. С третьего их залпа деревянные ворота в земляном валу, ведущие к Смоленской башне, разлетелись в щепки. Но прохода за ними не было. Вся проездная башенка доверху была заложена толстыми бревнами и камнями с землей. Из нее, с расположенных за верхними амбразурами батарей, сеяли картечью русские тюфяки.
Разнокалиберные пушки со Смоленской, Велижской и Безымянной башен перекрывали своим ревом грохот пищальных выстрелов со стен крепости и из-за частокола на валу. Сквозь едкий пороховой дым, заволокший Белую, с трудом можно было различить передвижение неприятеля.