Сказание о жизни у чудесах блаженного старца Иоанна Оленевского

Монахиня поняла, что батюшка ей велел по этой дороге скорей нести эти две сумки именно для голодных детей этой несчастной матери. Через несколько минут матушка, улыбаясь, радостно провожала взглядом быстро удаляющуюся от нее женщину, нагруженную двумя тяжелыми сумками и вполне успокоенную…

* * *

Рассказывает жительница поселка Сельмаги, Анна.

В Пензе стоит пригородный поезд, в него садятся пассажиры. В один из вагонов заходит благообразный старичок, он еле передвигает ноги и садится на свободное место. Рядом с ним садятся молодые люди: девушка и парень. Старец встает и говорит: «Я ухожу, а на мое место сейчас сядет покойник». Они, и кто слышали, рассмеялись: «Сядет покойник, покойник сядет. Ха-ха-ха!». Старец вышел. В дверях ему встретилась женщина с ребенком на руках, завернутым во что-то. Садится она на место, где сидел старичок. Все еще сильнее расхохотались. Она спрашивает:

– Что это вы все на меня глядите и хохочете?

– Сейчас сидел на вашем месте старик, встал и говорит: «Я ухожу, а на мое место сейчас сядет покойник».

Женщина рассказала, что этот старец из Оленевки, батюшка Иоанн:

– Он никогда на поезде не ездит, а садился, чтоб сказать обо мне. Вот какой он прозорливый. Действительно, на это место сел покойник, ребенок-то у меня мертвый. Он умер в больнице, сестры мне его завернули, и я везу домой, а с гробиком мне не донести его. Завернуть – удобнее. Она развернула и показала бледное, мертвое лицо младенца.

* * *

Рассказывает Николай Васильевич.

Говорю старцу:

– Меня, батюшка, зовут, пойду к…

– Ты меня знаешь?

– Знаю.

– Больше ни к кому не ходи: они управляются Ангелом, а я Духом Святым.

– Да, батюшка, когда тебя слушаешь, все исполняется хорошо, а непослушников Бог наказывает.

– Это не я-а-а-а!.

– А кто же?..

– Это Дух Святой. Я руку приложу к Царице Небесной, и Дух Святый мне дает мысль, вразумление…

Однажды мне говорит старец:

– Я не пьющий, а все батюшки пьют. Будь и ты мудрый: не пьешь, а стакан все-таки пусть стоит, и вино благословляй.

– Батюшка, как же тебя посвятили в священники?

– Так и посвятили. Я сам не видал…

Посвятили его в 1946 году, а дух его всегда был священнический. Перед едой он всегда говорил: «Господи, благослови трапезу сию», – и благословит, перекрестив.

Дядя Росаковой Евдокии, Сергей Фролович, возил батюшку на службу в Князевку, когда не было в Соловцовке церкви. Молился старец тайно.

* * *

Дуня Кучарова рассказывает.

Стоит ночью на молитве и плачет, плачет с рыданием, и остановить его невозможно. Беспрерывно делал поклоны земные, хотя ноги плохо ходили, а поклоны делал легко и много». «А ты, Дуня, никому не рассказывай и сама молись тайно, чтобы люди не доказывали и не смеялись. Людей на грех не наводи». Из-за того что ему надо было скрыть свои ночные подвиги, он никого ночевать не пускал к себе, отправлял к кому-нибудь, и ночевальщики всегда были довольны, и хозяйки удивлялись его прозорливости. Угадывает, бывало, кто-то нуждается в помощи, и посылает к ним. Ночевальщики им помогут, и сами хорошо переночуют.

Однажды старушка Наталья мучается с дровами, сама перепилить не может, а мы попали к ней ночевать по батюшкиному благословению. Как взялись втроем пилить да колоть. Живо стопа высокая дров оказалась. Наталья благодарит и Бога, и батюшку, и нас. А потом уж и не знает, где нас положить. Если бы была у нее царская постель, положила бы на нее.

Пришли в церковь три слепых женщины. Одна из них пела басом. Батюшка прошел в алтарь, снял со скорбящей Божией Матери крест, подошел к одной из них, Аннушке (а она крест дома забыла), дает ей крест и говорит: «Аннушка, одень крест. Ты слепая, не отдавай этот крест, он тебе пригодится: лето подходит, а ты будешь бояться». Через неделю мать слепой Аннушки умерла, она стала бояться жить одна и утешалась батюшкиным крестом.

* * *

Приходил Иван Васильевич в церковь первым, уходил последним. Все время жил в Оленевке, а когда его преследовали, жил один год в Пензе. С детства в алтаре прислуживал. Селиванов, барин, начальник губернии, впоследствии хотел его в диакона произвести, но он был незаконнорожденный.

По праведной жизни-то достоин, а незаконнорожденному не положено в дьяконы.

* * *

Однажды Иван Васильевич говорит Анисье, старой деве:

– Меня хотят в попа, как думаешь?

– Не советую, – отвечала она.

– Но я все-таки умирать буду священником…

Двоюродная сестра его умерла, остались у нее три дочери и сын. Иван Васильевич помогал им и делами, и хлебом, и деньгами. Он работал в церкви до старости лет. Последнее время его почти недвижимого возил в церковь татарин Борис Донюшин. Помогали ему юноши Леня и Саша. Каждый, кто бы ни встретился в чем-либо со старцем в любом его возрасте, все поражались его чудесной прозорливости.

* * *

У Поли, моей сестры, корова пропала, мы все обыскали. Наконец прибежали к батюшке. «Идите в этот бок», – махнул рукой. Мы пошли, и там она пасется спокойно, а до посещения батюшки и в этом месте искали…

* * *