Краснопольская Дарья говорила, что когда у нее глаза болели, она явилась к батюшке.
– Тебе я не помогу, иди на операцию.
– Я боюсь.
– Чего бояться, тебе как картошку облупят.
Оказалось бельмо. Его сняли, и она прозрела.
Пришла к старцу Анастасия просить благословение ехать на работу, далеко от матери и родных. Старец кротко, смиренно и кротко сказывал: «Здесь найдется», – по своему обыкновению присоединяя руку к губам для поцелуя. И действительно, работа тут же оказалась близко, и девушке ехать не пришлось.
Женщина Феодосия, жительница села Кевды, съездила к старцу и попросила у него благословения ехать жить к другой дочери куда-то далеко. Батюшка не благословил, но Феодосия, вернувшись в Кевду, начала складывать чемоданы в дорогу. И со своими чемоданами она сидела на станции Белинской три дня, но не могла купить билет. И вернулась в Кевду. До сих пор живет там.
Ярочкин Егор из Краснополья без вести пропал, был в плену. Семейные обратились к батюшке Иоанну: «Жив, жив, жив, вернется», – ответил о. Иоанн. И Ярочкин вскорости вернулся домой. И до сих пор живут, уже пожилые с женой.
Анастасия говорит:
– Ныне масленица, надо к старцу сходить.
Навязала она узел, а муж увидел и спрашивает строго, громко:
– Чего-то у тебя в узлу-то?
– Это к батюшке иду.
– Эх, по этакому узлу будете носить, целый дом ему построите.
Явилась Анастасия к старцу, а он, как и муж ее, закричал, и голос сделал, точно, этакий, как муж ее кричит:
– Это что у тебя в узлу-то?
– Маслица тебе привезла, а это…
– Эх, по этакому узлу будете носить, целый дом мне выстроите, – перебивает ее батюшка.
В одно время выхожу из церкви, стоит старушка:
– Кто через Московскую, доведите меня.
Я подошла, повела ее.
– Давно что-ль ослепла-то?
– Нет, недавно, пропали два сына у меня. Я к батюшке поехала. А он: «Ивана отпой, а Дмитрия не надо». Прошло 12 лет. Я в больницу легла. Утром дочь пришла. «Мама, Димка вернулся». Вернулся контуженный, глупый. Его держали, не пускали, он убегал за горы, молчал. Отвезли его в сумасшедший дом. Я завопила. Меня выгнали из больницы. Я плакала, плакала, взяла его к себе.
Мучилась с ним, и ослепла…
Одна старушка поехала к батюшке спросить, жив ли ее сын, пропавший без вести. По дороге она вспомнила, что вчера мылась и крест забыла на себя одеть.
И как только зашла к старцу:
– Крест я дома оставила, Батюшка, – чуть ли не со слезами подходила под благословение.
– На тебе крест, что ты ко мне?
Старушка пошарила пальцами около шеи и говорит:
– Нет, батюшка, дома оставила.
– На тебе крест. Ну, что ты ко мне, говори.
– Сын у меня пропал без вести.
– Жив и здоров, – коротко отрубил батюшка, благословил и дал руку поцеловать. – Ступай!
Старушка приехала домой, рассказала старику:
– Как он говорит: крест на мне? Нет его на мне.
Лег спать старик, старуха позднее села к нему спиной на кровать, начала снимать кофту…
– Эх, старая дура, вот он крест-то, болтается на тебе.
Сзади висел крест, на лямочке держался.
Однажды пришла к нему женщина с обманом:
– Батюшка, у меня корова сдохла, что делать?
– Шкуру сдай, а тушу в овраг… Ступай.
Думает женщина:
– А говорят, он прозорливый. А вот и не знает, что корова-то у меня жива.
Приехала домой, а корова дохлая валяется. Так и пришлось: шкуру сдать, а тушу в овраг.
Еду к батюшке, а мне свекровь дает 5 штук яиц. Я еще украла у нее десяточек…
– Батюшка, я привезла тебе яиц.
– Положи 5 в печурку, а 10 отвези домой.
Батюшка Иоанн был чудный старец. Я к нему ходила и ездила с малых лет. Жили мы в Кучках, недалеко от Оленев-ки. Как меня мама пошлет, я с радостию бежала в Оленевку к любимому старцу. Однажды брат мой купил конфет, а я их насыпала в бокал и понесла к батюшке, и подумала: «Отдам с бокалом, он все равно треснутый». Подаю тете Наташе бокал с конфетами, а старец с кровати: «А бокал-то отдай обратно, он треснутый».
Другой раз бегу. До оврага добежала, а в овраге лежит мужик здоровый и спит. Испугалась, и, наконец, решила бежать мимо него. Он не проснулся, и я пробежала. Прихожу к батюшке, а он мне с улыбкой: «Бежала, боялась, а мужик-то в овраге не проснулся-а-а-а», – протянул, благословляя меня.
Еще как-то пришла к нему голодная, не успела дома поесть, да и вообще был голод в войну. Прихожу, а он мне: «Не поела, голодная пришла. Наташа, дай ей булочку». И та дала мне большую, круглую и очень пышную белую булку. Я ее на обратной дороге не стала есть, решила оставить всем, как просфорочку, а дорогой меня зазвали знакомые и накормили жареной картошкой с хлебом. Принесла домой и булку, и сама сыта.