Сказание об Эйнаре Сыне Войны (СИ)

— Говори, кого опять задумали угробить? — повысил голос Сын Войны. Обычно, если таким повышенным голосом у кого-то потребовать монету, этот кто-то отдаст все, признается, где зарыт сундук с отложенными на черный день сбережениями и завещает все оставшееся имущество, включая старые штаны покойного дедушки. Обычно эффект не заставлял себя ждать. Но Смерть лишь надула тонкие, бескровные губки.

— Эйнар, я не убиваю людей, — обиделась она. — Они делают это сами. Иногда помогают боги. Иногда природа. Но чаще всего людей убивают сами люди. И время. Ну и ты, конечно. Хотя ты, братец, как ни крути, тоже всего лишь смертный.

Эйнар скрипнул зубами.

— Твой Старик, знаешь ли, хорошо устроился, — проговорил он. — Каждый раз, когда ему надо от кого-то избавиться, он находит олуха вроде меня. А что? Очень даже удобно: олух поорет, покрутится, повозмущается, но все равно все сделает. А чуть что не так, так Старик вообще тут ни с какого боку. Он же не вмешивается в дела смертных и богов. Он же только следит за порядком этих, как их, чьих-то там вещей, — с издевкой произнес Эйнар. — Мол, людишки, они там сами. Ну или Судьбой так было предназначено.

— Потому что так и есть, Эйнар, — сказала Смерть с безнадежным отчаянием того, кто упрямо пытается переспорить стену. — Я не вмешиваюсь в дела смертных и богов. Я лишь слежу, чтобы умершие умирали, чтобы живые могли жить. Если нарушить этот порядок, станет невозможным существование самой вселенной!

— Да-да, — Эйнар раздраженно сложил пальцы раскрывающимся и захлопывающимся клювом, а потом лениво махнул рукой. — Слыхал, много раз. Вот только знаешь чего, сестрица? — усмехнулся он, самодовольно надувшись и уперев руки в бока. — Я никого убивать не буду. Ни сегодня, ни завтра. Может, через пару дней или неделю, как настроение будет, но точно не сегодня. И вообще, знаешь? Я сейчас поем, высплюсь — и дальше поеду себе. А вы тут уж сами разбирайтесь. Без меня.

Смерть печально улыбнулась. Но это была та самая ехидная печаль, которую Эйнар ненавидел всем сердцем.

— Вот не надо мне вот этого, да? — погрозил он пальцем перед самым носиком Смерти. — Я уже со всем разобрался. И представь себе, никого не убил. Так что не надо мне, мол, я только бошки налево-направо рубить горазд, как со мной за порядком следить! Иногда, представь себе, я и дипол… подол… дипролма… тьфу, мирным путем умею!

— Ты в этом так уверен? — поинтересовалась Смерть, невинно заложив тоненькие ручки за спину и выпятив живот. — В том, что со всем разобрался?

— Слушай, — Эйнар потер пальцами устало прикрытые веки, — местный народ уболтал меня избавить их от каких-то зарвавшихся берсерков. Ну так я и избавил. Сомневаюсь, что они надумают еще раз сюда сунуться. А если надумают, так я узнаю и вернусь. Уж поверь, никому не хочется, чтобы я возвращался… — Эйнар задумчиво поскреб затылок, размышляя над двусмысленностью сказанного. С двусмысленностью все было в порядке. — Да, никому.

Смерть вдруг закружилась в воздухе и захихикала, хлопая в маленькие беленькие ладошки. Совсем по-девичьи — а сразу и не скажешь, что персонификация древнейшей и могущественнейшей во всей вселенной силы умеет так звонко, чисто и озорно хихикать.

— Ах, мой дорогой наивный братец, ты даже представить себе не можешь, как я тебе завидую! — воскликнула Смерть, подлетев к Эйнару, обняв его и сложив черную головку на его плечо. — Ведь ты не знаешь и крохотной частички из того, что знаю я. Скажи, — она приподняла голову, — неужели тебя совсем не удивило, что этим утром ты повстречался с несколькими антропоморфными, разумными, в определенной мере, свиньями?

Эйнар хмуро и серьезно посмотрел на сестру. Он, конечно, не был персонификацией мудрейшей силы, что старше вселенной, а только лишь смертным, чей разум не способен принять то, что не в состоянии представить, зато он не раз и не два в своей жизни крепко напивался, а поутру страдал похмельем. А еще он прекрасно знал великую преобразующую силу алкоголя, так что для него было не только в порядке вещей встретить антропоморфных, разумных, в определенной мере, свиней, но и внезапно выяснить, что вчера он сам в такую превращался.

— Моя дорогая наивная сестрица, — с напускной лаской сказал он, проведя ладонью по черным волосам Смерти, — если бы ты повидала хотя бы крохотную частичку из того, с чем мне довелось подраться, аморфным свиньям ты удивлялась бы в последнюю очередь.