-- Истинно говорю, Эльпи: без этого мир не стоит и луковичной похлебки. Без тебя и твоих глаз он пуст, он угрюм, он страшен. Без тебя в нем холодно и темно, как в пещере, в которой живут медведи памирских гор.
Она, смеясь, прижала ладонь к его губам, чтобы он замолчал. А он целовал ладонь и говорил:
-- Разве вот это не рай? -- Он обвел рукой пространство над собой и вокруг себя. -- Это тело прекраснейшей из женщин, этот свет прекраснейшего из светил. Чем не рай?
Она погрозила пальцем. И сказала:
-- Скольким ты говорил все это, мой господин? И точно такими же словами?
Для него этот вопрос был несколько неожиданным. Налил себе чашу до самых краев и, стараясь не пролить драгоценной влаги, сказал:
-- Многим, Эльпи, очень многим.
Она захлопала в ладоши. Словно бы от радости. Словно бы от случайного открытия, весьма приятного душе ее и сердцу.
А он пил не отрываясь, пил с упоением, с любовью, увлеченно.
-- А мне? -- простонала Эльпи.
Он подал фиал и ей. Любуясь ею, спрашивал себя: "Где же [Ф-006] больше тайны -- на губах ее или на небесном своде, опоясанном Млечным Путем?" И не мог ответить на этот вопрос.
17
ЗДЕСЬ РАССКАЗЫВАЕТСЯ
О ТОМ, КАК ОМАР ХАЙЯМ
И ЕГО ДРУЗЬЯ БЕСЕДУЮТ
ПОД ЗВЕЗДАМИ
Чернильное небо. Чернильная земля. И сама обсерватория во мраке. Хазини слегка поднял противоположный глазу край алидады -- и в бездонной дали возникает созвездие Лебедя. Лоукари и Омар Хайям любовались звездным небом -- таким ясным и таким чистым сегодня ночью. Луна еще не взошла, и поэтому звезды, словно золотые монеты на черном бархате.
Появился Васети. Он поднялся по винтовой лестнице с нижнего этажа, где производил некие математические вычисления.
Было слегка прохладно. И это благодаря Заендерунду, который сладко шумел недалеко отсюда.
-- Такая ночь для любви, -- сказал хаким, -- а мы с вами смотрим на небо. А ведь могли бы любоваться красавицами?
Хазини, не отрываясь от прорези алидады, сказал, что любая дева всегда лучше созвездия Девы. И всякую деву на земле, как и на небе, окружают Волопасы, Львы, Вороны, Гидры и прочее. Если любовь принять за некую эклиптику, то она пройдет как раз через Деву, а по обе стороны от нее, то есть эклиптики, окажутся Ворона с Гидрой и Волопас. Разве это не символично?..
Шутка астронома, хоть и не блистала особым остроумием, развеселила ученых.
-- Господин Хазини, -- сказал Омар Хайям, -- смотрит на небо, а на сердце у него самое обыкновенное, земное.
-- Любовь соединяет и небо и землю воедино, -- заметил Хазини.
-- Согласен, -- сказал хаким.
Васети сравнил любовь и поэзию. Последняя мертва без любви. Что на это скажет уважаемый хаким?
-- Ничего не скажу, -- отозвался тот. -- Аксиома не требует доказательств. Это еще древние знали. Я держусь того мнения, что вообще нельзя отрывать любовь от поэзии -- их надо называть единым словом.
-- Я еще не знаю такого, -- признался Васети.
Хаким обратился к Хазини:
-- Оторвись на минутку от Девы. Послушай нас.
-- Я смотрю на Лебедя, а не на Деву.
-- Это сейчас все равно. Речь идет об очень важном.
Хаким был в особенном, приподнятом настроении: ему обещаны деньги на работы по определению расстояний до небесных светил, обещана помощь в распространении нового календаря "Джалали", и, наконец, девица по имени Айше согласилась подарить ему час-другой где-нибудь на берегах Заендерунда...
Хазини отошел от астролябии, протер глаза:
-- Так о чем это вы? О поэзии или о любви?
-- О том и другом, -- сказал Васети. -- Мы ищем слово, которое объединило бы эти два прекрасных явления нашей жизни.
-- Любовь и поэзию? -- удивился Хазини.
-- А что? Разве они не родные сестры?
-- А куда же девать науку?
-- Любовь и поэзия выше!
Хазини с этим не согласился. И стал доказывать, что если без любви человечество не обходится в силу своего естества, то без поэзии прожить еще можно. Человек, то есть поэт, живет и вследствие этого сочиняет стихи и поет их. Значит, жизнь, а следовательно, и любовь выше поэзии.
Васети назвал эти рассуждения достойными какого-нибудь дабира -- письмоводителя, -- но никак не ученого. Он, Васети, уверен, что любовь и поэзия -- одного корня, но назвать этот корень одним достойным именем пока затрудняется,
-- Я не думал, что ты такой, -- сказал Хазини,
-- Какой? -- насторожился Васети.
Было очень темно и невозможно следить за выражением лица собеседника. Однако, судя по голосам, по оттенкам их, друзья находились в добродушнейшем состоянии. Настроение хакима всегда передавалось им.
-- Ты мне казался немного суховатым, -- объяснил Хазини. -Твоя стихия звезды. И больше ничего!
-- Неужели свои мысли о любви я должен нести высоко, наподобие знамени?
Хаким вмешался в разговор. Он сказал:
-- Спор пустой. Поверьте мне, друзья: человек одинаково обязан своим существованием и любви, и поэзии. Что же до их объединяющего имени, то оно существует. И знаете, как оно произносится?
Омар Хайям воздел руки к небу и торжественно провозгласил!
-- Жизнь, друзья, жизнь!
Он обнял своих друзей, прижал каждого к груди.