— Варварам позволяется иметь столько жён, сколько они захотят, — заметил Хролф, едва поспевая за вороным жеребцом Кольгрима на своей низенькой бурой лошадке. — Серый волк завоюет ещё больше расположения крестьян, если возьмёт себе в жёны одну из тех женщин, что последовали за ним. Среди Серых волков есть несколько красивых молоденьких девушек, которые непременно родят крепких здоровых детей.
Кольгрим лишь приглушённо усмехнулся и махнул рукой, ясно давая понять, что не намерен разговаривать на эту тему.
— У меня уже есть жена, и я бы предпочёл остаться верным ей, какими бы прекрасными по твоим словам не были здешние женщины, — коротко отрезал мужчина и пустил жеребца вперёд резвым галопом.
Отношения со Свидживальдом всё ещё оставляли желать лучшего. Пепельный волк, может, и перестал вечно огрызаться на Кольгрима и угрожать ему мечом, но продолжал смотреть на него свысока, словно Улвир был каким-то второсортным человеком, не достойным его внимания. Но молодой князь уже не беспокоился на тот счёт, что Свидживальд может неожиданно на него напасть — вместе с Кольгримом всегда были Хролф, Ракш и двое крепких мужчин, Астор и Гевар, решивших присоединиться к Серым волкам в одной из захваченных деревень. С такой свитой Улвиру нечего было опасаться. Тот же Хролф за последние несколько дней стал намного лучше владеть оружием и теперь никогда не расставался с новым топором, подаренным ему Кольгримом взамен старого, порядком заржавевшего.
— И что ты будешь делать, когда таны захватят Шекрат и двинутся на Медвежье плато? — как-то раз поинтересовался Хролф, следуя за князем по занесённой снегом дороге. Войско варваров шло впереди, но Кольгрим не спешил их догонять. Ему не хотелось сейчас сталкиваться с Тремя головами — от всех этих их странностей он быстро уставал.
— Отправлюсь с ними, — пробормотал Кольгрим, устало смотря на краснеющий от заката горизонт. — Надеюсь встретить там Хильду. Я сказал ей, чтобы она отправлялась за своим братом и к концу марта ждала нас на Северном тракте. Но… здесь невозможно получить птицу с ответом, и мне остаётся только надеяться, что она меня послушала.
Хролф приглушённо усмехнулся и натянул на голову капюшон — близилась знатная снежная буря. Кольгрим последовал его примеру и укутался в волчью шкуру. Здесь, в землях Шекрата, было уже не столь холодно, но пурга часто давала о себе знать, остервенело нападая на войско по несколько раз на дню. Улвир уже начинал привыкать к подобным капризам погоды и лишь молча терпел, пока снежные хлопья пытались пробраться под его капюшон. Откуда у Кольгрима появилось странное чувство тревоги и сомнения? Будто… будто с Шекратом всё было не так просто, как казалось.
Чёрная ворона пролетела над головой Кольгрима и опустилась на соседнюю ветку. Посмотрев на мужчину своими большими серыми глазами, она громко каркнула, расправила крылья и снова скрылась где-то за кронами деревьев.
Лошади нервно захрапели, и их всадники стали тревожно всматриваться вдаль. Появление огромного боевого слона трудно было не заметить, и Алак с тревогой ожидал, когда тот приблизится. Они стояли на небольшом холме посреди пустынного поля — Таодан, Эйд, Юген, Грам Ловарс и молодые Змеи. Грозохвост скрывался где-то позади, не высовываясь вперёд. Алак хотел оставить врана в лагере, но тот наотрез отказался прятаться в палатке и последовал за своим хозяином.
— Ты уверен, что это не ловушка? — Эйд нервничал, теребя в руках поводья. Его рыжий конь тоже выглядел обеспокоенным и рыхлил копытом снег. Почуяв запах слона, Дьявол и вовсе попятился назад и едва не встал на дыбы. Из всех собравшихся только Змеи сохраняли абсолютное спокойствие — Аньюн безразлично смотрела на приближавшуюся к ним процессию, а Аньен заплетал косички своему пони, словно его ничуть не интересовало происходящее вокруг.
Письмо от Корсаков, да с предложением провести переговоры — этого не ожидал никто. Алак не знал, радоваться ему, или плакать. Иметь дело с Псами было очень опасно. Одно неверное движение, одно лишнее слово — и его постигнет та же участь, что и Аэгона Ворона, доверившегося Фаларнам и принявшего предательскую смерть из их рук. Ещё в лагере Небесокрылая сказала, что в письме нет ничего хорошего. Когда бумага попала ей в руки, девушка осторожно коснулась букв кончиками пальцев и нахмурилась. Алак заметил, как блеснули в полумраке её голубые глаза, а зрачки на мгновение сузились, как у кошки. Резко сжав в руках письмо, княжна прошептала:
— Зло исходит от этой бумаги. Я не могу сказать, что именно произойдёт. Но это касается кого-то из твоего окружения, мой император.