Сказание первое: Клич Ворона

Девушка неожиданно вздрогнула, и Алаку на мгновение показалось, что он сам ощутил страх Аньюн. Княжна схватилась за поводья ровно в тот момент, когда Эвар вытащил из-за спины лук и натянул тетиву. Таодан, широко распахнув глаза, ударил Победоносного в бока, но конь нервно затоптался на месте, отказываясь подчиняться приказам. Словно он сам ощущал эту пугающую злость, исходившую от Коверга. Тетива затрещала, и стрела со свистом рассекла воздух. Алак не заметил, как Аньюн, ловко выскочив из седла, сшибла юношу на землю. Вместе они кубарем покатились в находившийся ниже овраг. Грозохвост тут же взмыл в небо, истошно крича и воя. Крики его больше напоминали громкий отчаянный плач, разрывавший сердце и заставлявший содрогнуться от ужаса.

«Кто-то умер», — понял Таодан. Открыв глаза, юноша убедился, что этот «кто-то» был не он сам. Аньюн тоже была цела и невредима, только снег засыпался ей за шиворот и теперь больно жёг спину. Девушка даже не обратила на это внимания и схватилась за оружие — в одно мгновение она превратилась из кроткой тихой княжны в могучую воительницу, невероятно опасную и сильную. Запрокинув голову, Аньюн устремила взгляд наверх. Она чувствовала струившуюся к ним энергию тьмы, но это была уже не жажда крови. От Корсаков волнами исходил животный страх.

Сверху послышался топот тяжёлых копыт — погонщик развернул слона Фаларнов и погнал его прочь от поляны. Эвар умчался раньше всех, испуганно хватаясь за поводья своего коня. Алак не умер, как рассчитывал Коверг. Но вместо него был убит другой человек. Важная фигура в политической игре. Это был сокрушительный удар не только Фабару, но и Латаэну — весь Запад поднимется, чтобы отомстить за смерть этого человека. Сердце в груди Алака сжалось, когда он догадался, что произошло. Таодан остался жив, но умер человек, бывший ему учителем и другом.

— Грам! — заорал Юген, соскакивая со своего коня на землю. Поводья скользнули из рук тигриного князя, и он рухнул из седла, поражённый стрелой. Алак стоял прямо перед Ловарсом, и когда Аньюн вышибла молодого Ворона из седла, Грам оказался на линии огня. Он не ожидал, что стрела настигнет его — это было понятно по широко распахнутым глазам, полным ужаса и удивления.

— Грам! — закричал Алак, бросаясь вверх. Он несколько раз едва не свалился обратно в овраг. Холодный снег обжигал голые ладони, но юноша не обращал на это внимания. В итоге Таодан всё же выбрался наверх и кинулся к лежавшему на земле тигриному князю. Мужчина уже не дышал — стрела попала ровно в сердце, словно сами боги направляли её в цель. Взвыв, Таодан затряс Ловарса за плечи, словно это могло вернуть князя к жизни. Алак чувствовал, как сердце его разрывается на части — это он был виноват во всём. Это он принял предложение Фаларнов встретиться на этом треклятом поле. Из-за него погиб Грам.

— Будьте прокляты… — прошипел Алак, опуская голову. Сердце его разрывалось от боли. — Будьте вы прокляты, чёртовы боги! Прокляты, прокляты, прокляты!

Грозохвост вторил ему истошным криком, мечась над головами людей. Фаларны подло сбежали, оставив за собой лишь вытоптанную землю. И смерть. Аньюн с самого начала чувствовала, что эта встреча не принесёт ничего хорошего.

— Мой император, прошу, успокойтесь… — прошептала девушка, касаясь плеча Алака. Юноша оттолкнул её руку и зашипел. Он чувствовал невероятную ярость, кипевшую в его сердце. Злость, ненависть… словно всё это вдруг обрело форму и вырвалось на свободу. Устремив на Аньюн покрасневшие глаза, Таодан покачал головой:

- Нет. Они заплатят за это, Аньюн. Пусть присылают хоть целую армию волколаков. Пусть хоть заявляются в мой дом. Я буду ждать их. Ждать и ненавидеть за всё, что они сделали. За Анитру, за Стефари, за Грама. И за всех, кто умер от рук Псов. Я клянусь в этом перед богами. Я клянусь в этом перед тобой и твоей чёртовой Синей Змеёй. Она слышит меня? Слышит?!

Аньюн тяжело вздохнула и кивнула головой. Мягкая рука снова коснулась плеча Таодана, но на этот раз Алак не стал её сбрасывать. Стиснув зубы, юноша поклялся себе, что никогда не отступит перед Псами. Чем бы они ни угрожали ему, он не остановится, пока Корсаки не будут уничтожены, а Латаэн падёт. Даже если ради этого ему придётся рисковать собственной жизнью.

В Беланору Алак возвратился в трауре. Он не знал, что будет говорить, когда встретится с женой Грама. Но он должен был объявить ей столь печальную весть. Таодан посчитал, что обязан сделать это лично, а не посылать чёрного ворона. Узнав о смерти мужа, княгиня побледнела от шока, но с достоинством выслушала юношу до конца и склонила голову, благодаря за то, что он лично пришёл рассказать ей об этом.

— Если бы вы послали мне эту весть с безмолвной птицей, я никогда не простила бы этого вам, — с горечью произнесла Давэль, смотря на Алака глазами, полными печали и скорби. За спиной у княгини стоял её сын — совсем ещё мальчишка. Ему было не больше девяти. А теперь на него свалился тяжкий груз отцовской власти.