Сказания древа КОРЪ

Да, о сказочных богатствах, будто с неба свалившихся на Корнина за какое-нибудь десятилетие, Скорых был наслышан. Гадал для интереса, кто из двоих нуворишей – давно покойный золотопромышленник Борис Андреевич Корнин и ныне живущий Андрей Борисович, его потомок по боковой линии – достоин пальмы первенства в звании «миллионщик». Поэтому даже разочаровался, увидев с конца бетонки открывшийся между кущами скромный по размерам и архитектурными изыскам особняк. Себя уважающие «новые русские» так не строились. Новые русские приспособились возводить «супермодернские» замки. Отличались они друг от друга комбинацией одинаковых призм и расцветкой. А тут выплыла из-за поворота навстречу автомобилю декорация к киносъёмке на тему быта сельского дворянства в пушкинское время.

Дом был одноэтажный, похоже, деревянный, с четырёхколонным портиком по центральной части фасада. Где-то Скорых уже видел точно такой. Аллея молодых лип вела к крыльцу через распахнутые двухстворчатые ворота в высокой изгороди из тесно высаженных кустов какой-то природной колючки. Нувориши отгораживаются от чёрной зависти и неприязни бедного мира соотечественников крепостными стенами. Здесь же, за живой изгородью, похоже, и стражи не было. Ан нет, молодец в маскировочном комбинезоне проследил из-за бокового флигелька за Форд Мондео, подкатившему к крыльцу. Ощупал профессиональным взглядом вышедшего из автомобиля пожилого гостя в серебристо-серой пиджачной паре, под тон седых волос на голове и подбородке. Навстречу гостю вышел хозяин, на ходу натягивая на могучие плечи синий пиджак. Скорых пришлось задрать голову, чтобы заглянуть в голубые, со слезинкой, глаза промышленника. Он улыбался всеми складками и бугорками широкого белого лица. За ним появилась тоже не мелкая, одетая, словно на званный выезд, красавица лет сорока. Волосы, грудь – Мерелин Монро! Высыпали на крыльцо двое подростков и девочка. Скорых почувствовал волнение при виде стольких родственников, которые ещё не ведали, кто перед ними.

Когда жильцы дома и гость раскланялись, Андрей Борисович поспешил успокоить Сергея Анатольевича:

– Сейчас мои дикари ощупают, обнюхают белого человека, и Марина Викторовна спрячет их до обеда, чтобы не мешали нашей беседе. Потерпите немного. К нам в дом писатели ещё не заглядывали. А Вы для нас не просто литератор, а знаменитый. Здесь культ ваших романов. Каждый новый сначала читаем всей семьёй. Вы ничего не заметили, увидев дом?

Скорых, улыбаясь, недоуменно пожал плечами:

– Что именно?

– Ну, общий вид строения… Не догадались? Так это же родовое гнездо героев вашего романа «Миллионы Белого Генерала».

– А, точно! Но как я мог предположить?

– Решив строиться за городом, я с благословения супруги и наследников сунул архитектору книгу и сказал: хочу дом как у Белозёрских. И вот, любуйтесь! Правда, стало тесновато. Этих сурков трое, пока они спят, а проснутся – тридцать!

– Но ведь у вас ещё московская квартира.

– Мы туда заглядываем редко, совсем забросили. Какая у советского офицера могла быть квартира! Одно название. Может быть, когда закончу с детской больницей…

Корнин не договорил. Но Скорых не нуждался в пояснении. Он знал, что расходы президента холдинга на благотворительность съедают личные доходы почти до дна семейной кассы. Андрей Борисович провёл гостя в свой кабинет – угловую комнату, выходящую окнами на озеро. На увалистом противоположном берегу, метрах в пятистах, пестрели призмы новых русских, которые романы Скорых, видимо, не читали. За распахнутыми створками оконных рам, в частом, под старину, переплёте, Марина уводила шумную ребятню прочь от дома, к озеру. Они скрылись за косогором, и голоса стихли.

Отправляя письмо в Сиверск Борису Павловичу, писатель лишь в общих словах поведал о своих исторических изысканиях и открытиях, позволивших мысленно очертить круг ныне живущих лиц, в той или иной степени связанных родственными узами. Никто из них об этом не ведает. В этот умозрительный круг, большая вероятность, входят и Корнины, потомки участника войны с Наполеоном. Андрей Борисович досконально запомнил письменный рассказ Сергея Анатольевича его отцу.

– Так какая мы с вами вода на киселе? Десятая? Двадцатая? – начал он с шуточного вопроса, усадив гостя в кресло и заняв место напротив на диване.

– Если мои подсчёты правильны, мы с вами шестиюродные братья.

– Братья! – воскликнул Корнин так, что зазвенели стёкла в оконных перплётах. – Мы – братья?

– У нас общий предок, Борис, сын Иванов, однодворец. Четверо его сыновей воевали с французами в двенадцатом-четырнадцатом годах. Старший из них, Андрей (и тоже Борисович), дал ветвь Корниных; третий по возрасту, мой тёзка Сергей, – стал родоначальником Скорых. Также удалось обнаружить потомков второго из Борисовичей, Игнатия. Эта ветвь сначала ополячилась, затем превратилась в правоверных бухарцев. Младший Борисович, по имени Пётр, связал судьбу своих детей, внуков, правнуков и так далее с Черногорией. Мне удалось обнаружить носителей борисовских генов в Москве.

Слёзы в детских глазах Корина выдали натуру сентиментальную. Это открытие никак не совмещалось с теми свойствами характера – волевого, жёсткого, когда требовали обстоятельства, которые проявлял президент холдинга на своём посту. Но, видимо, в русском человеке способно совместиться самое казалось бы несовместимое. Удостоверившись, что понят шестиюродным братом, Скорых продолжил с большим воодушевлением:

– Я приступил к этому исследованию не из простого любопытства проследить ветви того древа, что зачалось от корня Борисова. Появилась мысль о практическом применении открытия. Мне известно, Андрей Борисович, что вы являетесь патриотически настроенным новым буржуа, белой вороной среди своих. Значит, вы меня поймёте. Россия всегда была сильна общностью больших дружных семей, связанных родственными узами с другими семьями. В прошлом веке семьи измельчали, всё чаще стали распадаться, превращаться в уродливые общежития вступающих в гражданский брак особей противоположного пола. Приходящий, «воскресный» отец. Мать-одиночка. Уже и двоюродные становятся чужими, о более дальнем родстве и не говорю. От этого теряет ценность имя «русский», оно заменяется бездушным, лишённым общей исторической памяти «общечеловеком». А ведь, если каждый из живущих настойчиво, умело копнёт, он за такие ниточки потянет, что на них, словно колокольчики, отзовутся из небытия общие для многих предки. То есть, в нашем народе можно будет выделить большие семьи, реальные кланы. Притом, связанные с другими «сверхсемьями» узами родства. Тогда на вопрос, что такое Россия, можно будет ответить, не впадая в преувеличение, обоснованно, с фактами на руках: Россия – это большая семья. Историк Черкасов, устанавливая родословную Пушкина от ныне живущих внуков Юлии Григорьевны до Рюрика и даже глубже в прошлое, обнаружил, что все знатные роды России связаны родством разной дальности. Это один надклан, скажу так. Значит, через разночинную интеллигенцию можно протянуть связующие нити в слои простонародья. Я писатель. Меня читают. Если напишу книгу о своих изысканиях, надеюсь заразить подобным поиском многих из читателей. Сейчас это возможно: архивы открыты, интернет под рукой. Было бы желание…

– И тогда, – подхватил Корнин, – наши доморощенные философы перестанут бесплодно ломать головы над придумыванием «национальной идеи». Все русские мира – одна семья! Это и есть национальная идея. Браво, Сергей Анатольевич! Откладывайте-ка в сторону все дела. Доведите до конца историю нашего древа. Как вы его назвали?

– Древо Коръ. Позже я вам объясню это название.

– Хорошо, пусть так. А что говорят другие потомки? Как они отнеслись к вашей информации?

– Пока что я разослал письма по найденным адресам. Ответов ещё не получил. Думается, равнодушных не окажется. Правда, я не всё им раскрыл. И по тактическим соображениям. И по той причине, что кое о чём сам не ведал. Теперь у меня есть что добавить. Предлагаю одну интригу: собраться всем выявленным Борисовичам в Сиверском городке, в подвальчике Эшмо Ангроманова… Да, да, того самого, вам, выросшему рядом, известного. Почему именно там? Приоткрою тайну: в том заведении всё и началось почти двести лет назад. Нет, не пытайтесь выведать у меня большего, чем я вам открыл. Это сюрприз. Для всех. Потерпите. А потомкам Игнатия и Петра Борисовичей я направлю приглашение по получении от них откликов на мои письма.

– Что ж, – вздохнул Корнин, – тогда прошу к столу. Мои возвращаются.