Идет себе да идет, и попался опять навстречу Господу. «В какой,— говорит,— рай послал ты меня, Господи? Ни табаку, ни вина нет!» — «Ну, ступай по левую руку,— отвечает Господь,— там все есть!» Солдат повернулся налево и пустился в дорогу. Бежит нечистая сила: «Что угодно, господин служба?» — «Погоди спрашивать; дай прежде место, тогда и разговаривай». Вот привели солдата в пекло. «А что табак есть?» — спрашивает он у нечистой силы. «Есть, служивой!» — «А вино есть?» — «И вино есть!» — «Подавай всего!» Подали ему нечистые трубку с табаком и полуштоф перцовки. Солдат пьет-гуляет, трубку покуривает, и радехонек стал: «Вот взаправду рай — так рай!» Да недолго нагулял солдат; стали его черти со всех сторон прижимать, тошно ему пришлось! Что делать? Пустился на выдумки, сделал сажень, настрогал колышков и давай мерить: отмерит сажень и вобьет колышек". Подскочил к нему черт: «Что ты, служба, делаешь?» — «Разве ты ослеп! Не видишь что ли? Хочу монастырь построить»". Как бросится черт к своему дедушке: «Погляди-тка, дедушка, солдат хочет у нас монастырь строить!» Дед вскочил и сам побежал к солдату: «Что,— говорит,— ты делаешь?» — «Разве не видишь? Хочу монастырь строить». Дед испугался и побежал прямо к Богу: «Господи! Какого солдата прислал ты в пекло: хочет монастырь у нас построить!» — «А мне что за дело! Зачем таких к себе при (ни) маете?» — «Господи! Возьми его оттедо-ва».— «А как'его взять-то! Сам пожелал».— «Ахти! завопил дед, что же нам бедным с ним делать?» — «Ступай, сдери с чертенка кожу и натяни барабан, да после выйди из пекла и бей тревогу: он сам уйдет!» Воротился дед, поймал чертенка, содрал с него кожу и натянул барабан. «Смотрите же,— наказывает чертям,— как выскочит солдат из пекла, сейчас запирайте ворота крепко-накрепко, а то, как бы опять сюда ни ворвался!» Вышел дед за ворота и забил тревогу; солдат как услыхал барабанный бой — пустился бежать из аду сломя голову, словно бешеной; всех чертей распугал, и выскочил за ворота. Только выскочил — ворота хлоп и заперлись крепко-накрепко. Солдат осмотрелся кругом: никого не видать и тревоги не слыхать; пошел назад и давай стучаться в пекло: «Отворяйте скорее! — кричит во все горло,— не то ворота сломаю!» — «Нет, брат, не сломаешь! — говорят черти.— Ступай себе, куда хочешь, а мы тебя не пустим; мы и так насилу тебя выжили!»
Повесил солдат голову и побрел, куда глаза глядят. Шел-шел, и повстречал Господа. «Куда идешь, служба?» — «И сам не знаю!» — «Ну, куда я тебя дену? Послал в рай — не хорошо! Послал в ад — и там не ужился!» — «Господи, поставь меня у своих дверей на часах».— «Ну, становись». Стал солдат на часы. Вот пришла Смерть. «Куда идешь?» — спрашивает часовой. Смерть отвечает: «Иду к Господу за повелением, кого морить мне прикажет».— «Погоди, я пойду спрошу». Пошел и спрашивает: «Господи! Смерть пришла; кого морить укажешь?» — «Скажи ей, чтоб три года морила самой старой люд». Солдат думает себе: «Эдак, пожалуй, она отца моего и мать уморит; ведь они старики». Вышел и говорит Смерти: «Ступай по лесам и три года точи самые старые дубы»". Заплакала Смерть: «За что Господь на меня прогневался? Посылает дубы точить!» И побрела по лесам, три года точила самые старые дубы; а как изошло время — воротилась опять к Богу за повелением. «Зачем притащилась?» — спрашивает солдат.— «За повелением, кого морить Господь прикажет».— «Погоди, я пойду спрошу». Опять пошел и спрашивает: «Господи! Смерть пришла; кого морить укажешь?» — «Скажи ей, чтоб три года морила молодой народ»". Солдат думает себе: «Эдак, пожалуй, она братьев моих уморит!» Вышел и говорит Смерти: «Ступай опять по тем же лесам и целых три года точи молодые дубы""; так Господь приказал!» — «За что это Господь на меня прогневался!» Заплакала Смерть и пошла по лесам, три года точила все молодые дубы, а как изошло время — идет к Богу, едва ноги тащит.