Сказания о Хиль-де-Винтере

Лишь на мгновение она остановилась, изогнув вопросительным знаком чешуйчатый хвост, быстро огляделась и, вытянув вперед белый чуть светящийся посох, снова поплыла, увлекая за собой Като. Затем им открылся странный вид — прямо под ними, на морском песке, изборожденным сетью света, отбрасываемого волнами, была начертана та же фигура, какую они оставили там, на морском берегу. Русалка покружила над ней, читая письмена. «Это она», — буркнула она скорее себе, чем Като, и, взмахивая хвостом, стала медленно опускаться к ее центру. И как только они коснулись дна, все как-то иррационально перевернулось, или поменялось местами, Като пронизал ужас; по коже побежали мурашки, а на спине выступил холодный липкий пот. Что-то начало давить на грудную клетку, все сильнее и сильнее, она попыталась вздохнуть под водой, захлебнулась и в ту же секунду провалилась куда-то.

Глава 30. Встреча

Като встала, отряхнула налипший на одежду песок и огляделась. Она все еще находилась на морском берегу, на промокшем за ночь песке. Она промерзла, простыла и теперь вытирала тыльной стороной ладони нос. И в этот момент на глаза ей попались засохшие зеленые потеки у нее на запястье, совсем не похожие на сопли. В сознании сразу же всплыли фантастические события прошлой ночи, Като еще раз осмотрела запястье, испачканное русалочьей кровью, и огляделась по сторонам. Волны не пощадили нарисованную на песке пентаграмму, исчерченную какими-то закорючками, размыли ее, оставив лишь один угол, нарисованный дальше всего от моря. Рядом валялись потухшие факелы, теперь похожие на простой валежник, да русалочья раковина, доброшенная волнами до самых дюн. Като нагнулась за ней, воды в чаше больше не было, и она стала похожей на самую обычную, ничем не примечательную раковину, которые море сотнями и тысячами выбрасывает из своих недр на сушу.

* * *

О еде и питье она не думала. Она то и дело поднимала голову и наблюдала, как Солнце двигалось к закату. Като планировала дойти к вечеру хотя бы до тропы, ведущей к «Золотому клену», но, как видно, ошиблась в расчетах. Краем сознания она понимала, что сможет преодолеть это расстояние за такое короткое время, только если у нее вырастут крылья или оставшиеся позади газели сами вернуться к ней вместе с колесницей, из которой они, наверное, уже высвободились.

И все же голод становился невыносим. Такое ощущение, что пустой желудок прилип к позвоночнику, и позвонки впечатались в него. Като позволила себе присесть всего один раз, когда живот от бескормицы свело болью. Дрожащей рукой она откупорила тыквенную флягу. Воды в ней больше не было, тыква же не была флягой-самобранкой. Внутренности свело снова. Като поискала глазами хоть какое-нибудь мало-мальски съедобное растение, но природа, словно издеваясь над ней, показала ей самое ядовитое растение в лесу — бледную поганку.

Като угнетало еще и то, что вчера она сгорела под палящим солнцем Белой пустыни, ее знобило, спина и плечи цветом стали напоминать вареную креветку и жутко болели, разукрашенные теперь навечно непонятными рисунками.

Она чувствовала, что у нее поднялась температура, и брела, не разбирая дороги, и все мысли ее были направлены только на то, чтобы найти хоть какой-то источник прохлады и облегчения для сгоревшего тела.

Като плохо помнила, как она шла сквозь чащу сумеречного леса, все вперед и вперед, пока, наконец, не наступил вечер, и солнечные лучи почти перестали пробиваться сквозь шатер из листьев. Может, к полуночи она бы и дотащилась до «Золотого клена», он ведь был ближе, чем город, но силы покинули ее. К тому же Като чувствовала, что может в любую минуту упасть в голодный обморок. Она тяжело опустилась прямо на лесную тропинку и долго так сидела, положив голову и руки на колени. Вдали снова завыл волк, хрипло и протяжно. Но что было совсем ужасно, это что ему ответили один за другим еще несколько волчьих голосов. Хищники вышли на охоту, и безразлично, кто это был, серые обитатели леса — волки или ужасные полулюди-полуволки — Като не чувствовала в себе сил бежать ни от тех, ни от других.

Но как только повелители леса прекратили свою леденящую душу и переворачивающую внутренности песнь, до слуха Като донесся тихий, но равномерный шум. Он шел откуда-то справа, и чтобы понять, что это такое, нужно было сойти с тропинки и отклониться от курса на «Золотой клен». Ну и ладно. Постепенно, по мере приближения, шум превращался в рокот, все ближе и ближе, несколько раз крякнула дикая утка, и Като поняла, что ульмские вязы скрывали от нее там, впереди. Забыв об усталости, она побежала.