Сказания о Хиль-де-Винтере

— Я не знаю ни тебя, ни твою семью, так что можешь вызвать на дуэль кого-то другого, — ответил Матей, разглядывая бледное, незнакомое ему лицо Ноктурнуса.

Полководец молчал. Он считал, что это Матей лишил его семьи, дома и подослал ту страшную лошадь в лесу, когда он был маленьким. Он размахнулся и нанес удар по тому месту, где всего долю секунды назад был герцог Эритринский на своем странном коне, буквально растаявшем в воздухе.

А герцог очутился снова на базарной площади. Энсета в паре метров от него с трудом отбивалась от наседавших гвардейцев, пеших, потому что их кони в страхе разбежались от невиданного чудища. Энсета сыпала заклинаниями направо-налево, ее посох сверкал, как молния, в темноте ночи, но нападавших не становилось меньше. Более того, они прибывали со всех сторон и вот-вот могли стянуть ее с седла.

Матей, применив несколько страшных смертельных заклятий, бросился на помощь к колдунье. Он похлопал своего коня по шее и что-то шепнул на ухо, и чудовище начало выдыхать столпы огня, поджигая остатки палаток торговцев и солому на площади.

И в замке начался пожар. Ливень, вызванный Энсетой, давным-давно стих, еще до того, как они проникли в замок через башенку-маячок. И потому пламя разгоралось все сильнее, пожирая все на своем пути, захватив уже почти всю площадь.

Воины закрывали лицо одеждой, но огонь настигал их, оплавлял железные доспехи. Началась паника. Гвардейцы покидали замок через пролом в восточной стене вслед за своими обезумевшими лошадьми, вплавь пустившимися к берегу. Площадь превращалась в один сплошной костер, посреди которого кружились Энсета и Матей на черных абисских конях. Вся меньше воинов предпринимали попытки добраться до них. Конные гвардейцы целыми полками покидали Хиль-де-Винтер, спасаясь от разгоревшегося пожара.

И только один человек не бросился за всеми к пролому. Он, сколько мог, заставлял коня лететь вперед сквозь огонь и дым, прямо к герцогу на его страшном чудовище. Ноктурнус соскочил, наконец, с упиравшегося животного, в руке он сжимал священное масло — елей, которым изгоняют бесов из больного — его он нашел в замковой капелле. Ноктурнус на бегу отстегнул меч, бивший его по бедрам, осторожно неся крошечную вазочку из синего заморского стекла. Он носил синий плащ, вообще любил синий цвет, и ему показалось знаковым, что баночка с елеем имела этот цвет.

Ноктурнус, закрываясь рукой от дыма и гари, перепрыгнув через горящую лужу китового жира, подкрался к Матею с бока и одним махом вылил на его черного коня священное масло.

Раздался страшный крик, словно десяток волков и людей выли одновременно, и Ноктурнус не сразу осознал, что это кричит черная лошадь герцога. На боку ее, который он окропил маслом, вдруг образовалась пустота, словно бы рана, по краям которой плясали язычки пламени. Конь взвился в воздух, высоко, выше всего на площади, и исчез. На землю полетели искры, пламя и клочья паленой шерсти.

И герцог Эритринский.

Он долго летел до земли с большой высоты. Его горностаевая мантия взметнулась над ним, как крыло, и через секунду его уже поглотило пламя базарной площади.

Ноктурнус не мог больше оставаться на месте. Своды рыночных строений рушились, и если бы он вовремя не пригнулся, его бы задело полыхавшей падавшей балкой. Он накрылся с головой плащом и стал пробиваться к выходу из замка.

Глава 21. Верные ответы

Очнулся Матей Эритринский в своих покоях в замке. Тело болело так, словно все королевское войско пробежало по его спине, а лицо горело, будто он засунул его в камин. Да уж, и кому только могло прийти в голову назвать, скажем, объятья или поцелуи «жгучими»? Дешевая патетика эта не могла иметь ничего общего с ожоговой болью.

Герцогское тело от этой участи по большей части спасла его одежда из замши, но и она, как видно, тлела по швам, отчего на некоторых участках кожи остались некрасивые полосы. «Хорошо, что кто-то вовремя вытащил меня из огня, пока одежда не загорелась», — подумал он.

Пока Матей пытался оценить, сможет ли он встать, в комнату вошла колдунья с отваром в кувшине. Она выглядела осунувшейся и уставшей, наверное, не одну ночь провела, ухаживая за ним.

— Ну вот, — полушутливо, полусерьезно обратилась она к герцогу, хотя ее взгляд выражал только тревогу. — А говорил, что сможешь справиться с конем.

Матей усмехнулся, и это причинило боль.

— Разве это был конь? — С трудом выговорил он, потому что в горле пересохло.

Колдунья улыбнулась в ответ.

— Какое это теперь имеет значение? — Она размышляла вслух, проверяя, нет ли у ее пациента температуры. — Главное, что Хиль-де-Винтер снова твой, хотя и такой ценой.

Ее лицо помрачнело, и герцог понял, что у него жар.

— Здесь немного жарко, — попытался оправдаться он.

— Выпей вот это, — колдунья помогла ему отпить из кубка, в который она налила отвар из кувшина.

— Редкостная гадость, — закашлялся Матей, чувствуя на языке что-то одновременно кислое и остро-соленое.

— Ничего, потерпишь. Замку не нужен парализованный владелец.

— Сколько я уже так? — Матей попытался пошевелить руками и ногами, но это ему не удалось.