Сказания о Хиль-де-Винтере

Когда травница скрылась за дверью, Матей как мог быстро поднялся и рывком открыл нижний ящик прикроватной тумбы. Он выдвинул его до упора, убрал фальшивую стенку и в руке его оказался небольшой сверток. Внутри оказался черный, как любимое платье Энсеты, уголек, чуть припорошенный золой, которым герцог быстро начертил круг перед порогом. Затем он метнулся к своей мантии, брошенной на спинку кресла, и достал из кармана, в котором лежала колода карт, маленькую книжечку, в которой несколько заклинаний были написаны его почерком.

Когда вошла Энсета, он не успел занять свое место на кровати, и она остановилась, ошарашенная тем, что он поднялся без ее помощи. Она хотела подойти к нему, но взгляд ее упал на круг, в который она только что наступила. Матей, не теряя времени, плеснул содержимое небольшой склянки из свертка и прочитал заклятье из книжечки. Все это время Энсета не шевелилась и молча смотрела на него. В ее светлых лучистых глазах читались обида и укор. Когда Матей закончил, она, наконец, обратилась к нему:

— Я, кажется, не давала тебе повода так обращаться со мной.

Герцог Эритринский молчал. Он с трудом добрался до кровати, держась за стену. Теперь он не был уверен, что сломанные ребра и позвоночник срослись.

— Тебе не следовало помогать мне, — сказал он, пытаясь отдышаться.

— Если бы не я, кто бы вытащил тебя из огня? — Вскрикнула Энсета. Голос ее дрожал от гнева, но она ничего не могла сделать, чтобы выйти из круга.

— Значит, такова была моя судьба, — спокойно ответил герцог.

— Судьба? — Энсета чуть не задохнулась от гнева. — Судьба? Ты имеешь в виду ту судьбу, что прочитал на своих картах? — Она презрительно фыркнула и попыталась сделать какой-то жест в сторону Матея, но круг угрожающе зашипел, вынуждая колдунью отдернуть руку назад.

— Зачем все это? — Крикнула она, указывая на круг, от которого шла чуть заметная мерцающая дымка, словно напоминание Энсете о том, что магией его не сломить.

— Я хочу поговорить с тобой, — отозвался Матей со своего ложа.

— Ты мог бы и так спросить меня, о чем угодно, — укорила она его.

— Мне нужны стопроцентно верные ответы, — возразил герцог.

Энсета промолчала.

— Что тебе здесь нужно? — Бесцеремонно спросил Матей. Энсета вытаращила на него глаза. — Зачем ты искала меня?

— Нет, ты точно ударился головой, когда упал, — почти истерично хохотнула Энсета. — Почему мне нужен повод, чтобы увидеться с тобой, своим старым знакомым?

— Я восемь лет не знал, жива ты или твои кости гниют в Абиссе, от тебя не было ни слуху, ни духу, и теперь ты снова появляешься в моей жизни. — Герцог откинулся на подушки, и колдунья не смогла разглядеть выражения его лица.

— Выпусти меня из этого проклятого круга, — прошипела она, и рука ее непроизвольно сжалась в кулак.

— Только когда это будет необходимо, — отрезал Матей.

— Да что ты сможешь сделать со мной? — Вскинулась колдунья.

— Да все, что угодно, — ответил герцог, поднимаясь с кровати.

Он снова откупорил маленькую склянку и поставил ее нагреваться в огонь, который развел в вазочке с подоконника. От склянки повалил пахучий дым, распространяя запах летнего луга, и почти сразу же глаза у Энсеты начали закрываться. Матей отошел вглубь комнаты, чтобы не вдыхать зелья, укутал лицо в свою неизменную мантию. Энсета тем временем зевнула и опустилась на пол, свернувшись калачиком внутри круга. Ее грудь мерно вздымалась, и от того казалось, что седые волосы, рассыпавшиеся по ее плечам — словно бы морские волны, которые ветер гонит по темной глади моря.

— И заметь, никакого волшебства, — сказал сам себе Матей, глядя на спящую крепким сном колдунью в круге. — Только сонная трава.

* * *

Гард настоял, чтобы выигранные в героической схватке с рино деньги пошли не только на лечение его обожженных лап и руки Като, но и на продолжение празднования. Сидя в самых шикарных апартаментах «Красной розы», прямо на паркете из карельской березы они уже неизвестно какой день подряд врывались по крепким спиртным напиткам. Като только что проснулась, в то время как кота уже где-то носило. С похмелья на оставшиеся виски и ром тошно было даже смотреть, поэтому Като попросила горничную принести легкий горячий завтрак и много, много кефира.

Когда она уже осилила пару фужеров (кефир из фужеров — ведь неплохо?) этого божественного, как ей тогда казалось, напитка, из соседней комнаты с бассейном пришлепал кот, оставляя мокрые лужищи на паркете. Като тем временем, уже приступила к горячим бутербродам с черной икрой, слегка подплавленной моцареллой и бужениной, переложенной слоями какого-то кисло-сладкого красноватого то ли фрукта, то ли овоща — нечто типично сеймурианского, какого, Като была уверена, в Н-ске днем с огнем не сыщешь.

Гард, вылакав свою долю божественного кефира, отважился на маленький ломоть королевского бутерброда.

— Что, перепел? — шутливо спросила его Като.

— Не перепел, а перепил, — устало ответил кот. — Ты права, можно утомиться от всех этих попоек и изысканного безделья. — У тебя голова не болит, случаем?