Сказания о людях тайги: Хмель. Конь Рыжий. Черный тополь

А на балконе гостиницы:

– Матка Боска! Матка Боска!

– Черносотенцы проклятые!

– Боженька! Хорунжий Лебедь заодно с есаулом! Я ему глаза выцарапаю, гаду рыжему!

А внизу бьют, бьют прикладами, плетями, ножнами шашек.

Рев, визг на всю Соборную площадь.

– Строойся! Строойся! – орет с другой стороны полковник Розанов. – Прекратить! Есаул, прикааазывааю!

– Боженька! Боженька! Полковник Розанов тут, Мезин, есаул, подполковник Коротковский!

Чехословацкие легионеры, исполняя команду капрала Кнаппа, снова оцепили колонну. По четыре в ряд, по четыре в ряд, четыре шага ряд от ряда.

Двинулись…

Ряд за рядом.

Спешили, толкались, подбегая рысью, скорее, скорее!

Пани Марина быстро и часто шептала молитву Матке Боске; Юзеф Стромский собрался идти на поиски Евгении; это ее увезли первые два казака, он в том уверен. Далеко черносотенцы не увезли – где-то прикончат на Каче.

– Я тоже пойду с вами! – решительно заявила Дуня.

– И я, Юзеф! И я!

– Город на военном положении, – напомнил Стромский. – Всем вместе опасно идти. Будем пробираться задворками по одному.

Смятение. Растерянность, подавленность. Свершилось ужасное, вопиющее!

Розовело небо; сияли золотые купола собора.

Казак Торгашин, пришпоривая своего не столь рысистого коня, потерял из виду хорунжего с его жертвою. Со стороны Качи неслись истошные вопли истязуемых.

– Кааараааул, – высоко взмыл истошный женский вопль.

– Кааараааул!

– Спааситее!

И потом раздались выстрелы.

Торгашин увидел, как трое казаков, спешившись у мельницы, полосовали кого-то шашками. Ему показалось, что один из них хорунжий Лебедь. Вопли истязуемых были настолько страшными, что Торгашин, охваченный ужасом, повернул коня и ускакал обратно.

IX

Решение спасти Селестину Гриву хорунжему пришло сразу, мгновенно, когда он в колонне не нашел Ивана, и Селестина кинула в его адрес слова, полные ненависти и презрения. Понимал: в тюрьму ее доставят на короткий срок, как-никак работала в Минусинском УЧК. Когда возле гостиницы «Метрополь» началось избиение арестованных и подхорунжий Коростылев, выдернув из колонны женщину – это была Ада Лебедева, – ускакал с нею, а за ним трое совладали с каким-то мужчиною, хорунжий спешился и отбил от колонны Селестину. И когда Вельзевул понес его галопом по Архиерейскому, он еще не успел сообразить, что будет делать дальше, хотя и помнил о своей тайной квартире, подготовленной для брата Ивана.

По дороге слышал душераздирающие вопли убиваемых откуда-то со стороны мельницы Абалакова… А Вельзевул летел, летел знакомою дорогою вниз, перемахнул Юдинский мост и не по воле Ноя на мосту перешел на рысь, повернув к ограде Ковригиных. У Ноя сердце екнуло. Вот так штука! Ехать в Кронштадт было поздно: время упущено! Оглянулся, не спешиваясь: казаков не видно. Но и к Ковригиным стучаться не решился – на виду стоит у ворот, да и дом из ненадежных все-таки! Осенило: к Абдулле! У Абдуллы проживает на тайной квартире Артем. Да и как бы он поехал в Кронштадт к Подшиваловым? Как объяснит им, если внесет в дом женщину в гимнастерке в таком состоянии? Сразу догадаются: из колонны арестантов. Это же обеспеченный провал!

Не медля, помчался к Абдулле. На его счастье, ворота были открыты – сын Абдуллы, Энвер, выезжал в легковом экипаже в извоз.

Ной въехал в ограду, спешился.

– Ай, бай! Ай, бай! – забормотал перепуганный Энвер.

– Артема позови! Быстро!

– Ай, бай! Ай, бай! – постанывал Энвер, направляясь не в дом, а на задний двор, где у семьи Бахтимировых была шорная мастерская и там же баня.

Ной снял Селестину – она была не в состоянии стоять: ноги подкашивались. А взгляд дикий, полный ужаса. Перепуганная насмерть. Ной держал ее возле себя, и дрожь ее тела передавалась ему.

Прибежал Артем, в нижней рубахе, босиком. Увидев Селестину, узнал и от неожиданности остановился, будто его парализовало.

– Возьмите ее! Скорее! – напряженно проговорил Ной и, когда Артем подхватил Селестину, не задерживаясь, махнул в седло, развернул Вельзевула и был таков – только цокот копыт раздался в улице.

Колонну арестованных нагнал на подходе к тюрьме. Увидев хорунжего, есаул Потылицын подъехал к нему:

– Где жидовка, которую вы увезли, хорунжий?

Ной успел все обдумать.

– Плывет в обратном направлении, – твердо ответил он.

– Куда плывет? По какому праву вы ворвались, спрашиваю?

– Разве я не видел, как подхорунжий Коростылев уволок одну… И я за ним, следственно. Большевичка же! У меня, слава Христе, все обошлось тихо, без рева и крика, следственно.

– Тихо! Черт бы вас побрал! – ярился есаул. Он готов был лопнуть от злости и, матерясь, предупредил: – Отвечаете вы, учтите! Это вам не сойдет! Кто вам поручал, спрашиваю?

Ной вытаращил глаза, взяв себя в руки. Ну, гад! Этакий хлыщ, а?

– Я-то подумал в суматохе, что брали без особого поручения. И сам потому взвинтился. А кто поручал?

Ничего не ответив, есаул поехал прочь – колонна подошла к тюрьме. X

Розовела тюрьма в лучах восходящего солнца.