— Не поминайте лихом, матушка, — негромко произнесла Цветана, повернулась, удаляясь от родительского дома.
Болью горела будущая разлука с единственной дочерью у Доры внутри, вырывалась глухими стонами да причитаниями. Матей смотрел в оконце, как удаляется Цветана, его цветочек, вытирая скупые слезы тылом ладони. Не подойдет она больше к нему, не обовьет руками его шею, чтобы торкнуться носом в щеку.
На ватных ногах забрела Дора в дом, села на табурет, бесцветным взглядом уставилась в пол, свесив руки между колен, как плети, вспоминая дочь еще маленьким волчонком… потом расцвела — кровь с молоком… а теперь… тихие слезы закапали на сарафан… словно сердце вынул вожак, так ведь ладно, что живой оставил. Куда пойдет девка в одиночку? Людей бояться не стоит, а вот если волк попадется? Молилась Дора Велесу, чтобы уберег он ее дочь.
С рассветом проснулся и Мезеня, поглядев на точеный профиль жены, закралась в голову мысль, что она уже не поднимется, до того бледна и холодна лежала рядом Зейда. Тут же представил, как он дальше станет жить без нее, решительно отбросил дурные мысли. Только бы жару не приключилось, воспаление тяжело лечить. Правда, мать что-то говорила про разные миры, но он пока никуда не сбегал, за Пески пешком ходил. Надо бы расспросить матушку. Глядел на жену, ее грудь прерывисто вздрагивала от неровного дыхания.
«Выберемся мы с тобой, Заюшка моя», — он поднялся, не разбудив жену, да и вряд ли ее сейчас можно было бы разбудить.
Мара уже стояла у плиты и что-то готовила. Взглянув на сына, спросила:
— Как Зейда?
— Тяжело дышит, но жара нет, — ответил и отправился на крыльцо умываться.
Долгих четыре дня Мезеня ждал, что его любимая оставит небытие и вернется к нему. Каждый день утром и вечером он помогал делать перевязки. На второй день появился жар и не пропал до сих пор. Она бредила, что-то говоря на своем языке, только мужа ласково поминала по имени, словно звала из своего далека. Мара поменяла холодную мокрую тряпицу у нее на лбу, осторожно маленькой ложечкой влила в рот отвар, который девушка сглатывала, вновь возвращаясь в беспамятство. С тяжелым сердцем Мезеня ушел в общий дом. Зуб со Шмелем ничего не спрашивали, понимая по лицу друга, что его жена плоха.
Разбирая каждодневные дела, Мезеня сделался совсем молчаливым. Те, кто помогал ему в нелегком деле, знали причину, не досаждая вопросами. Прошла седмица, как Зейда то приходила в себя, обводя горячечным невидящим взглядом мужа и свекровь, уходила сознанием куда-то далеко. Каждый день начинался с рассматривания опаленного жаром лица, глядя на него с тоской.
Начался второй день второй седьмицы, когда утром он услышал возле себя еле слышный шепот:
— Пить хочу…
Выскочил Мезеня в одних портах к печке, схватил ковш с водой и быстро принес любимой. Бережно приподнимая, ставшее еще более худым, ее тело, поднес ковш к потрескавшимся губам. Сделав несколько глотков, Зейда устало прикрыла веки, а Мезеня осторожно уложил ее голову обратно на подушки. Надежда на скорое выздоровление отразилась в его глазах. Как же долго он ждал этого момента, а тут растерялся, гладя пальцами изможденное лицо жены.
— Вернулась, Заюшка моя, — с трепетом произнес он, лежа рядом с желанной. — Теперь все пойдет на лад.
Зейда смотрела на него совсем другими глазами, замечая, как он осунулся, сколько счастья принесло с собой то, что она очнулась. Слезинка проложив дорожку, запуталась в черных волосах на виске.
— Что ты, милая! — встревожился муж. — Вернулась ко мне и славно! Теперь быстро поднимем тебя! — он все смотрел, смотрел на любимое лицо своей истинной пары, боясь лишний раз дотронуться, чтобы не сделать больно, но так хотелось крепко обнять ее, прижимая к себе, никогда не отпускать.
Зейда с трудом подкатилась под теплый бок мужа и замерла, закрыв глаза. Оказывается, так приятна его забота, только больно, что он так переживал за нее, но раз муж верит в лучшее, значит, оно обязательно наступит. Мезеня, боясь шелохнуться, обнимал жену, не желая расставаться ни на миг.
— Заюшка, мне идти надо, — извиняясь, произнес он. — Но я к полудню уже вернусь…
— Я буду ждать. Мезеня, — еле шевеля губами, ответила Зейда, чуть улыбнувшись кончиками губ.
Прикоснувшись губами к смуглому лбу, он вышел из комнаты. Мать уже колдовала у печи, мельком глянув на сына, заметила у него приподнятое настроение.
— Очнулась?
— Очнулась, — устало улыбнулся сын. — Пить просила.
— Я сегодня ей бульон наварю — быстро на ноги встанет, — кивнула довольная самочувствием невестки Мара.
Наскоро выпив чаю, Мезеня ушел из дома, а свекровь пошла навестить невестку. Закопаная в подушках, Зейда едва виднелась. Мара улыбнулась, подняла одеяло.
— Давай посмотрим, что у тебя с ногой, — она принялась быстро раскручивать бинты на ноге, сворачивая в рулончик, сегодня уже красные края вокруг раны стали меньше, воспаление сходило на нет. — Да ты молодец, Зейда. У тебя получилось выжить, — искренне радовалась Мара.