Сказания о земле Русской. От начала времен до Куликова поля

Поводом к этому послужили наветы двух бояр, братьев Бериславовичей, на Мстислава Изяславовича, который отослал их от себя за провинность. Эти два боярина стали уверять Рюрика и Давида Ростиславовичей, что Мстислав хочет их схватить во время обеда, на который он их пригласил. Те поверили, а великий князь, узнав про это, сильно обиделся; так возникла между ними ссора. Скоро и другие южные князья стали искать поводов к ссоре с Мстиславом; все они видели, что ошиблись, призвав его на великое княженье, в расчете, что он, как не имеющий по своему старшинству права на Киев, будет с ними более уступчив. Теперь они решили искать себе другого старшего и обратились к Андрею Боголюбскому, который являлся действительно старшим во всем Мономаховом роде, так как бежавший к нему за покровительством мачешич Владимир Мстиславович тем самым, конечно, потерял свое старшинство перед ним.

Мы видели, насколько Андрею были ненавистны все киевские порядки, почему он навеки и порвал с южной Русью, тайно бежав в Суздальскую землю. Разумеется, занятие старшего стола не могло его сколько-нибудь прельщать и теперь. Но оставаться безучастным зрителем событий, происходивших вокруг Киева, он также отнюдь не мог для блага своей же Суздальской земли, так как земля эта, как мы уже указывали, примыкала к землям Великого Новгорода и была с ними тесно связана множеством отношений; а мы видели, что поведение новгородцев всегда зависело от того, кто занимал Киевский стол. Когда на столе этом сидел Ростислав, посадивший совместно с Андреем сына своего Святослава в Новгороде по всей его воле, то новгородцы должны были во всех своих делах считаться и с суздальским князем. Но как только в Киеве сел Мстислав Изяславович, сын старинного недруга отца Андреева, то новгородцы поняли, что крепкое согласие киевского князя с суздальским, бывшее при жизни Ростислава, рушилось, и сейчас же стали пересылаться с Мстиславом о присылке им в князья его сына и собирать тайные веча по ночам против Святослава, которого хотели схватить.

Когда про это узнал Святослав, то он вышел с дружиною из города, а новгородцы приняли к себе князем сына Мстислава Романа и стали тотчас же вымещать свои обиды на всех сторонниках Святослава, а стало быть, и Андрея, а затем они разбили отряд суздальской рати на реке Северной Двине.

Конечно, Андрею должно было быть крайне не по сердцу все происходившее в Новгородской земле со времени вокняжения Мстислава Изяславовича в Киеве, а потому, и вполне естественно, что когда южнорусские князья, снесясь друг с другом и объявив Андрея старшим среди всех Мономаховичей, обратились к нему за помощью против Мстислава, то он им в этой помощи не отказал.

Однако Андрей не выступил сам в поход, а послал войска против Киева под начальством сына своего Мстислава и воеводы Бориса Жидиславовича с ростовцами, владимирцами и суздальцами. К этому ополчению присоединились 11 князей: брат Андрея Глеб Юрьевич, сидевший в Переяславле, Роман Ростиславович из Смоленска, Рюрик Ростиславович из Овруча, брат его Давид из Вышгорода, северский князь Олег Святославович с братом Игорем, Всеволод, младший брат Андрея Боголюбского, уже возвратившийся из Греции, где, как мы видели, он был в изгнании, и некоторые другие.

По-видимому, Мстислав Изяславович получил сведения о собравшейся на него грозе слишком поздно. Все его противники соединились в Вышгороде и обступили город Киев.

Узнав о прибытии большой суздальской рати, киевляне почуяли, что им грозит большая беда; они поняли, что в случае успеха суздальцы жестоко отомстят за своих братьев, безжалостно избитых киевлянами после смерти Юрия Долгорукого. Поэтому на этот раз киевляне не заявили своему князю, как привыкли за время усобиц: «Теперь не твое время, иди из города» – и не отворили ворот неприятелю. Они заперлись с Мстиславом Изяславовичем в засаду и решили крепко отбиваться. Но через три дня осады защита города была сломлена, причем Мстиславу еле удалось спастись во Владимир Волынский, а город был взят приступом «на щит», чего прежде русские князья никогда не делали по отношению Киева. Победители два дня грабили его; не было никому и ничему помилования: жителей били и вязали, жен разлучали с мужьями и вели в плен, младенцы рыдали; все церкви были пожжены и пограблены; в своем ожесточении победители осквернили множество самых дорогих для русского сердца святынь. половцы зажгли было и Печерский монастырь, но монахам удалось потушить пожар. «Были в Киеве, тогда, – говорил летописец, – на всех людях стон и тоска, плач неутешный и скорбь непрестанная». Это было в 1169 году.

Затем произошло и другое невиданное до сих пор дело. Андрей, признанный всеми старшим князем, войска которого взяли Киев, не пожелал сесть на его золотом столе. Он перевел сюда брата своего Глеба из Переяславля, а сам остался жить в далеком и мало еще известном Владимире на Клязьме.