Сказания о земле Русской. От Тамерлана до царя Михаила Романова

«Сами видите, – писали бояре, – Божию милость над великим государем нашим, его государскую правду и счастье: самого большого заводчика смуты, от которого христианская кровь начала литься, Прокофья Ляпунова, убили воры, которые с ним были в этом заводе, Ивашка Заруцкии с товарищами, и тело его держали собакам на съеденье на площади три дня. Теперь князь Димитрий Трубецкой да Иван Заруцкий стоят под Москвой на христианское кровопролитие и всем городам на конечное разоренье: ездят от них из табора по городам беспрестанно казаки, грабят, разбивают и невинную кровь христианскую проливают… а когда Ивашка Заруцкий с товарищами Девичий монастырь взяли, то они церковь Божию разорили, и черниц – королеву, дочь князя Владимира Андреевича и Ольгу, дочь царя Бориса, на которых прежде и взглянуть не смели, ограбили донага, а других бедных черниц и девицу грабили… А теперь вновь те же воры Ивашка Заруцкий с товарищами государей выбирают себе таких же воров казаков, называя государскими детьми: сына калужского вора, о котором и поминать непригоже; а за другим вором под Псков послали таких же воров и бездушников, Казарина Бегичева да Нехорошка Лопухина с товарищами, а другой вор, также Димитрий, объявился в Астрахани у князя Петра Урусова, который калужского убил… А великий государь Жигмонт король с большого сейма, по совету всей Польской и Литовской земли, сына своего великого государя, королевича Владислава, на Владимирское и Московское государство отпустил и сам до Смоленска его провожает со многой конной и пешей ратью, для большего успокоения Московского государства, и мы его прихода к Москве ожидаем с радостью…»

В этой постыдной грамоте седмочисленных московских бояр истина была перемешана с ложью: Сигизмунд не думал отпускать сына в Москву, но сам действительно собирался идти на нее походом; правду говорили бояре и о казачьих насильствах, а также и о том, что казаки завели сношения с псковским вором Сидоркой. Посланный к нему Бегичев не постыдился тотчас же воскликнуть, увидя его: «Вот истинный государь наш калужский», – а затем, 2 марта, весь подмосковный казачий стан с Заруцким и Трубецким во главе целовали крест Сидорке – «истинному» государю Димитрию Ивановичу.

Вместе с тем казаки, встревоженные известиями об успехах ополчения Пожарского и о рассылаемых им грамотах, в которых он не стеснялся называть их ворами, решили овладеть Ярославлем и заволжскими городами, чтобы отрезать Нижний от поморских городов, и снарядили для этого отряд атамана Просовецкого. Но ярославцы тотчас же дали знать в Нижний о приходе к ним «многих» казаков, за которыми следует и сам Просовецкий.

Сведения эти заставили поспешить Пожарского с выступлением и изменить свое первоначальное решение: идти через Суздаль прямо к Москве. Теперь, раньше чем выгнать поляков из Кремля, предстояло так или иначе покончить с казаками. Князь Димитрий Михайлович тотчас же выслал передовой отряд князя Лопаты-Пожарского к Ярославлю, которому удалось занять город до подхода Просовецкого и засадить в тюрьму найденных в нем казаков. Следом за Лопатою-Пожарским двинулись, напутствуемые благословениями духовенства и горячими пожеланиями жителей, главные силы Нижегородского ополчения, под начальством самого князя Димитрия Михайловича, с которым выступил и «выборный человек» Кузьма Минин в качестве заведующего всей казной.

Пользуясь еще стоявшим зимним путем, Пожарский пошел по правому берегу Волги на Балахну, Юрьевец, Кинешму и Кострому; в последний город Пожарского не хотел впускать воевода Иван Шереметев, присягнувший королевичу Владиславу, но костромичи схватили Шереметева и хотели его убить; только заступничество князя Димитрия Михайловича спасло Шереметева от смерти.

Из Костромы Пожарский выслал отряд для занятия Суздаля, чтобы казаки «просовецкие Суздалю никакие пакости не сделали», и, усилившись прибывшими ополченцами из многих поволжских городов, подошел около 1 апреля к Ярославлю. Здесь он решил сделать продолжительную остановку: надо было окончательно образовать свою рать, определить отношения к казакам и, наконец, создать прочную правительственную власть над всем государством, начало чему, как мы видели, было еще положено в Нижнем.