Сказания о земле Русской. От Тамерлана до царя Михаила Романова

Однако сообразительный гетман ошибся. Пожарский не последовал примеру Трубецкого и, видя, что поляки перешли на правый берег Москвы-реки, сам поспешил с большею частью своего войска перейти туда же, оставив на левом берегу лишь обоз и свой казацкий отряд в острожке у церкви Святого Климента на Пятницкой.

Бой в Замоскворечье закипел с рассветом 24 августа. Пожарский выдвинул против Хоткевича «сотни многая», а воевод, прибывших из Ярославля, поставил вдоль рва, шедшего вокруг сожженного деревянного города в Замоскворечье. «Трубецкой с своей стороны, – говорит И.Е. Забелин, – вышел и стал от Москвы-реки, от Лужников, то есть у Троицы в Лужниках, где Кожевники, стало быть, на таком месте, которое оставалось вдали от дорог, где должен был идти гетман, направляясь от Донского монастыря. Трубецкому следовало встретить его от Серпуховских ворот, а он стал в версте от них».

При этих обстоятельствах главный удар Хоткевича обрушился опять на войска Пожарского; произошла жестокая сеча: «Етман же, видя против себя крепкое стояние Московских людей, и напусти на них всеми людьми, сотни и полки все смяша, и втоптал в Москву-реку. Едва сам князь Дмитрей с полком своим стоял против их. Князь Дмитрей же Трубецкой и казаки все поидоша в таборы».

Скоро был взят и острожок у Святого Климента вышедшими из Кремля и Китай-города поляками, которые тотчас же водрузили на церкви польское знамя.

Дело Нижегородского ополчения казалось на этот раз благодаря безучастному поведению Трубецкого и казаков проигранным окончательно. «Людие же сташа, – говорит летописец, – в великой ужасти и посылаху х казаком, чтобы сопча промышляти над етманом. Они же отнюдь не помогаху…»

Тут вмешивается в дело, по собственному его рассказу, Авраамий Палицын. В своем «Сказании» он говорит, что «видев же сиа бываемаа злаа, стольник и воевода, князь Дмитрей Михайлович Пожарской, и Козма Минин, и в недоумении бышя. И послаша князя Дмитрея Петровича Лопату к Троицкому келарю, старцу Авраамию, зовуще его в полки к себе», после чего, по словам Палицына, он отправился уговаривать казаков, сперва к находившимся у Клементьевского острожка, а затем и в таборы, где многие уже пили и играли в зернь, и так подействовал на них своим горячим словом, что казаки умилились душой и с кликами «Сергиев, Сергиев!» бросились в битву и начали всюду избивать польских и литовских людей, чем повернули уже окончательно проигранное дело в нашу пользу. Таким образом, по словам Палицына, вся заслуга в воздействии на казаков, а стало быть, и победа над Хоткевичем принадлежала исключительно ему одному. В действительности, однако, это было, по-видимому, не так.

«Другой Троицкий келарь, – говорит И.Е. Забелин, – современник и ученик архимандрита Дионисия… Симон Азарьин, не менее, если не более, Авраамия любивший свой монастырь, но не столько, как Авраамий, любивший свою особу, рассказывает о тех же обстоятельствах гораздо правдивее. Он пишет, что воинство христианское обоих полков несогласно было, друг другу не помогали, но действовали каждый полк особо, и именно казаки не только не помогали, но и похвалялись разорить дворянские полки. Слыша это, архимандрит Дионисий и келарь Авраамий поспешили в Москву и вместе с Козьмою стали умолять казаков и многим челобитьем привели их в смирение, утешая при этом обои полки пищею и питием, и таким образом привели их в братолюбие. А главное, обещали казакам всю Сергиеву казну отдать, если постоят, и поможет им Господь, указывая, что если не постоят и враги одолеют, то и все будет разграблено. Казаки за это с радостию обещались за веру Христову стоять и головы свои положить… Склонившись на обещания казны, казаки поднялись и, согласившись с полками Пожарского, двинулись против гетмана вместе с обеих сторон. Первым делом был взят острожок Климентовский, причем одних венгров было побито 700 человек. Потом пешие засели по рвам, ямам и крапивам, где только можно было попрятаться, чтобы не пропустить в город польских запасов. Однако большой надежды на успех не было ни в ком».

Наступил вечер. С той и другой стороны раздавались звуки выстрелов и слышалось пение молебнов, беспрерывно служившихся во всех московских полках. Русские люди «всею же ратию начаша плакати и пети молебны, чтобы Московское государство Бог избавил от погибели, и обрекошася всею ратью поставити храм во имя Сретение Пречистые Богородицы и святого апостола и евангелиста Ивана Богослова, да Петра митрополита, Московского чюдотворца».