Сказания о земле Русской. От Тамерлана до царя Михаила Романова

Приезд Михаила Олельковича, состоявшийся в 1470 году, и деятельность партии посадницы Марфы по переходу под власть Литвы совпали со страшными знамениями в Новгороде. Сильная буря сломила крест на Святой Софии; колокола в Хутынском монастыре сами по себе издавали печальный звук; на некоторых гробах появлялась кровь. Посадник Немир, также сторонник Марфы и Казимира, заехал однажды в монастырь к Михаилу Клопскому. Тот спросил Немира: «Откуда ты?» – «Был, отче, у своей пратещи (тещиной матери)». – «Что у тебя, сынок, за дума, о чем это ты все ездишь думать с женщинами?» – «Слышно, – сообщил посадник, – летом собирается на нас идти князь Московский, а у нас есть свой князь Михаил». – «То, сынок, не князь, а грязь, – возразил блаженный. – Шлите-ка скорей послов в Москву, добивайте челом великому князю за свою вину, а не то он придет на Новгород со всеми своими силами. Выйдете вы против него, и не будет вам Божьего пособия, и перебьет он многих из вас, а еще больше того в Москву сведет, а князь Михаил от вас в Литву уедет и ни в чем вам не поможет».

Слова блаженного сбылись. Узнав о переговорах с Казимиром, Иоанн Васильевич опять послал кроткое увещание Новгороду, припоминая ему, что он издревле знает только княжеский род святого Владимира. Вместе с тем послал увещание новгородцам и митрополит Филипп.

Но оба увещания не помогли, и московские послы были отправлены назад с бесчестием.

Иоанн и после этого не разгневался и еще раз послал в Новгород своего посла Феодора Топоркова с таким словом: «Не отступай, моя отчина, от православия; изгоните, новгородцы, из сердца лихую мысль, не приставайте к латинству, исправьтесь и бейте мне челом; я вас буду жаловать и держать по старине». Митрополит Филипп также послал новое увещание. Но ничто не помогло. Многочисленное посольство из знатных новгородцев отправилось в Литву и заключило с Казимиром договор о переходе Новгорода под его руку, причем он обещал сохранить его вольности и не трогать православия. Вот начало этого навсегда позорного для Новгорода договора: «Честной король Польский и князь великий Литовский заключили дружеский союз с нареченным владыкою Феофилом, с посадниками, тысяцкими новгородскими, боярами, людьми житьими, купцами и со всем Великим Новгородом…»

Этот договор, как увидим, был вместе с тем и смертным приговором Новгороду.

Узнав про него, великий князь Московский решил наконец обнажить свой меч на изменников Русской земли.

В мае 1471 года Иоанн созвал на думу братьев своих, митрополита, архиепископов, бояр и воевод и, объявив, что решил идти на Новгород за его измену, предложил вопрос, выступать ли немедленно или ждать зимы, пока замерзнут болота и реки Новгородской земли. Решили выступить немедленно. Сам великий князь шел с главной ратью на Новгород, а воевода Образцов должен был идти завоевывать Двинскую область. В Москве был оставлен сын великого князя Иван Молодой. В Псков же и Тверь было послано предложение присоединить свои войска к великокняжеским.

Поход этот пользовался общим сочувствием. «Неверные, – говорит летописец, описывая его, – изначала не знают Бога, а эти новгородцы столько лет были во христианстве и под конец начали отступать к латинству; великий князь пошел на них не как на христиан, но как на иноязычных и на отступников от православия».

Скоро великокняжеские войска вступили с разных сторон на Новгородскую землю и стали страшно ее опустошать; к ним не замедлили присоединиться полки псковские и тверские, а новгородцы между тем остались без князя и без помощи. Михаил Олелькович, как и предсказал Михаил Клопский, поспешил от них уехать в Киев, ограбив по дороге Старую Руссу. Король же Казимир не трогался с места и не послал им ни одного человека. Тогда новгородцы обратились за поддержкой к ливонским немцам; те начали пересылаться с великим магистром, а в это время головные московские полки под начальством князя Даниила Холмского сожгли Руссу и побили две передовые новгородские рати, среди которых господствовало то же раздвоение, как и в самом Новгороде. При этом московские ратные люди, овладев во множестве снаряжением новгородцев – кольчугами, щитами и шлемами, с презрением бросали их в воду, говоря, что войско великого князя богато собственными доспехами и не имеет нужды в принадлежавших изменникам.

Видя, что на постороннюю помощь рассчитывать трудно, новгородские приверженцы Литвы стали наспех собирать собственное войско: они силою выгнали в поход плотников, гончаров и других ремесленников, которые отроду и на лошадь не садились. Кто не хотел идти, тех грабили, били и бросали в Волхов. Таким образом набралось до 40 тысяч человек; войско это было вверено посаднику Димитрию Борецкому – сыну старухи Марфы. Оно двинулось по левому берегу Шелони, рассчитывая нанести отдельное поражение псковичам, шедшим с запада. Но великий князь предвидел это движение новгородцев и своевременно направил князя Даниила Холмского по правому берегу реки на соединение со псковичами.