Сказания Темного королевства

Марика сделала шаг вперед, попытавшись подробней разглядеть, что собой представляют странные бруски. Мгновенно взметнулся холодный ветер, раздался непонятный гул и бруски засияли-засветились ярче. Душу сковал страх и ужас, гул угрожающе приближался, въедливым шепотом ссыпая в снег неприятное – порву, уничтожу, заморожу…

Удалось сделать шаг назад, оттащить зарычавших крайшей, пригладить их шерсть, вставшую дыбом. Успокоить себя, уже сидя в сугробе – ноги от напускного с границы страха не держали совсем. Страшная граница у Снежной королевы. Никого не впускает. Наверно, не выпускает тоже, ведь и слухов никаких нет про жизнь там, в снегах. Если бы кто-то живой вышел, наверняка бы поделился радостями и горестями жизни в родном царстве. Но не выходят оттуда живые, приходится признать.

Марика все сидела и сидела в сугробе, благо, шубка у нее теплая. Да и крайши подставили свои бока, греют. Девушка рисовала. На бумаге, вполне подходящей для художников, она пыталась передать тот ужас, что испытала в те несколько мгновений, когда едва не нарушила границу чужой королевы. Сияние ледяных брусков удалось нарисовать хорошо, даже похоже. Получились и письмена – копировать она умела. А вот как показать страшный гул, что гнет к земле?

Рисовать Марика начала у гномов, как ни странно. В Музее изобретений она познакомилась со стареньким художником, который знал удивительно много историй про жизнь раньше, задолго до Последней войны, даже до эльфов. Про Снежную королеву тоже рассказал немного. Он все пытался передать в своих картинах красоту снега, сияние снежинок, величие снежной бури. Но как это сделать гному, который никогда не выбирался из Гномьих гор для того даже, чтобы отдохнуть? Все по делам, и только по делам. Когда любопытная Марика спросила, что же такого было в его жизни важного, что старый гном так никогда и не исполнил свою мечту, старик лишь тяжело вздохнул.

Намного позже бывший принц, а теперь король Ррет, познакомил Марику со своим дедом, что так редко выбирается из своего музея, что многие уже и забыли, что смотритель музея – бывший король гномов. Тот самый старенький художник, что правдиво исполнял свой долго перед страной, лишив себя мечты увидеть настоящую зиму. В горах, как известно, зимы не бывает.

Марика торопливо набрасывала на листки мелкие детали, запоминала основное, и радовалась, что все- таки сможет показать королевскому дедушке зиму. Она успеет. Вот закончится практика, она выпросит у Даны кристалл с телепортом, и появится в пещере, где старый Ллор пытается вдохнуть жизнь в свои рисунки. Там они вместе будут разбирать нечеткие рисунки, дорабатывать их. А Марика будет эмоционально рассказывать о бушующей зиме – о пронизывающем насквозь холоде, о синем-синем ясном небе, о сотнях снежинок, что постоянно кружатся вокруг, о красоте вечернего снега, что переливается радугой на закате…

И о странной границе Снежного царства. Может, Ллор знает, от чего поставлены эти бруски?

Для Даны головной болью оставались лишь Черные горы. Тайри туда не ходят, они утверждают, что там зло. Ольдина же, наоборот, утверждала, что зла там нет. Есть Тьма, она сильна, но от природы нейтральна. И Ривиэль там был, но сила эта ему счастья так и не принесла.

В Гримуаре есть несколько легенд, а может и правдивых историй о том, что ждет тех, кто осмелится проникнуть в сердце Черных гор. И сказано там, что эти горы существовали еще в незапамятные времена, когда по Элмере ступали Создатели. Конечно, спустя десятки тысяч лет после их таинственного исчезновения мало кто мог точно сказать – они создали горы или те существовали и до них. Даже драконы этого не знали, потому как сами являлись творением неведомых Создателей, как и эльфы.

Тем не менее, о Черных горах никто не желал беседовать и никто про них ничего не знал. Вот за Серыми горами, что соседствовали с черной грядой, находились желтые засушливые степи, на них проживали дикие степняки, что кочевали с места на место и выращивали скот на скудной сухой траве. Но с ними мало кто имел дела – жадных варваров интересовало только золото и новые рабы.

Зарий дремал, сидя в седле на лошади. Умное животное не халтурило, исправно везло хозяина по ровной, накатанной дороге, иногда, правда, срывая кустики травы на обочинах. Путников, что обычно попадались навстречу, почему то не было. Дорога посреди поля оказалась предоставлена старичку словно в личное пользование, но сонный маг этого не оценил. Справа и слева вдалеке зеленел еловый лес, изредка разбавленный березами и осинником на опушке.

Старый маг возвращался от дочери. Единственное, позднее и любимое дитя. Дочь давно выросла, вышла замуж, родила трех замечательных сорванцов. И искренне любила своего отца, который от многого отказался ради нее, так похожей на умершую родами мать.