Ширль тревожно посматривала по сторонам: «Я все время думаю о входе в Музей и о том, чтó нас ожидает…» Помолчав, она прошептала: «Гайял! Я боюсь. Я холодею от страха… Что, если нас разлучат? Что, если нас будут пытать и убьют? Меня будут насиловать, мучить – я цепенею от ужаса…»
У Гайяла пересохло в горле – он тоже боялся. Но он заставил себя не поддаваться панике: «Пока я дышу, пока я могу драться, нас никто не тронет».
Ширль слабо простонала: «О Гайял! Гайял Сфирский! Зачем ты меня выбрал?»
«Я выбрал тебя потому, что глаза мои впились в тебя, как бабочка впивается в цветок гиацинта, полный нектара, потому что ты прекраснее всех твоих подруг – и потому что я верил, что тебя, победительницу конкурса красоты, ожидали только торжества и поздравления».
Судорожно вздохнув, Ширль сказала: «Нужно набраться храбрости. В конце концов, если бы выбрали не меня, на моем месте стояла бы другая девушка – и так же дрожала бы от страха… А вот и вход».
Гайял глубоко вздохнул, набычился, шагнул вперед: «Что ж, посмотрим, что нас ждет…»
Входом в Музей служила плоская дверь из черного металла, вделанная в ближайший монолит. Не сворачивая с тропы, Гайял подошел к этой двери и решительно постучал костяшками пальцев по висевшему рядом небольшому медному гонгу.
Дверь со стоном повернулась на петлях и распахнулась – из прохода дохнуло прохладным сырым воздухом подземелья. В черном проеме ничего не было видно.
«Эй там, внутри!» – громко позвал Гайял.
Послышался тихий голос, слегка потрескивающий и срывающийся, словно задыхающийся после рыданий: «Заходите, заходите! Вас ждали, вас ждут».
Гайял наклонился, погрузив голову в дверной проем и пытаясь что-нибудь разглядеть: «Нам нужен свет, чтобы мы не сбились с пути и не упали куда-нибудь».
Едва слышный голос ответил: «Вам не нужен свет. Везде, где бы ни ступали ваши ноги – там и лежит ваш путь. Так завещал Путепроходец».
«О нет! – возразил Гайял. – Мы хотели бы видеть того, кто нас принимает. Мы пришли по его приглашению. Общепринятые правила гостеприимства требуют, по меньшей мере, какого-то освещения. Прежде, чем мы спустимся в подземелье, оно должно быть освещено. Мы пришли в поиске знаний, и нас следует принимать, как почетных гостей».
«А, знания, знания! – послышался полушепот. – Знания вы получите в изобилии – любые сведения о самых странных вещах – вы утонете в океане знаний…»
Гайял прервал бормотание скорбного, вздыхающего голоса: «Кто ты? Куратор? Я проделал путь длиной в сотни лиг, чтобы встретить Куратора и задать ему вопросы. Ты – Куратор?»
«Ни в коем случае. Я проклял имя Куратора – ничтожества и предателя».
«Так кто же ты?»
«Никто, никто. Я – не более чем абстракция, эмоция, скользкое поползновение страха, выделение страха, сотрясение воздуха, остающееся после того, как умолкнет вопль…»
«Ты говоришь человеческим голосом».
«А почему нет? То, о чем я говорю, скрывается в глубочайшем драгоценном средоточии человеческого мозга».
Гайял огорченно сказал: «Твое приглашение больше не кажется многообещающим».
«Неважно, неважно! Вы должны войти… не бойтесь темноты, входите сейчас же… Повелитель – то есть я сам – устал, его одолевает дремота…»
«Если будет светло, мы войдем».
«Свет запрещен! В Музее нет и никогда не будет наглого, бесстыдного света!»
«В таком случае придется установить новый порядок прима гостей, – заявил Гайял, вынимая из-за пояса Сверкающий Кинжал. – Да будет свет!»
Из шара на конце рукоятки вырвалась ослепительная струя света. Стоявший во мраке долговязый призрак завизжал и распался на блестящие обрывки, как изрезанная ножницами фольга. Облачко искр покрутилось в воздухе и пропало; призрака больше не было.
Ширль, до сих пор наблюдавшая за происходившим в полном оцепенении, словно завороженная, тихо ахнула и прижалась к Гайялу: «Как ты осмелился бросить вызов скорбному призраку?»
Гайял почти смеялся, но голос его дрожал: «По правде говоря, не знаю… Пожалуй, я просто не могу поверить в то, что норны привели меня с мирных цветущих холмов Сфира через леса и горы сюда, в северную пустыню, только для того, чтобы я послушно позволил себя сожрать. Недоверие к непоследовательности и бессмысленности судьбы придает мне смелости».
Поводя рукояткой кинжала налево и направо, он увидел, что они находились на площадке перед провалом, вырезанным в плавленом камне. Внизу зияла темная пустота. Быстро подступив к провалу, Гайял опустился на колено и прислушался.
Ни звука. За спиной Гайяла Ширль смотрела вниз глазами, такими же темными и бездонными, как открывшийся перед ней проход. Гайял обернулся, и на мгновение у него возникло необъяснимое чувство: ему показалось, что девушка превратилась в фею старинных легенд – небольшое деликатное существо, бледное, чистое, нежное, полное волшебного очарования.
Пригнувшись, чтобы осветить провал рукояткой кинжала, Гайял заметил лестницу, спускавшуюся во мрак пролетами сумасшедшей крутизны – при свете кинжала силуэты и тени пролетов создавали настолько головоломную картину, что Гайял моргнул и слегка отпрянул.
«Чего ты испугался?» – спросила Ширль.