– Нет! Нет! Прошу, Танкрас!.. – взмолился старый советник.
– Ты смеешь ещё говорить?! Узри мою мощь и мощь бога смерти! – сказав это, Танкрас воткнул меч в горло Урмаку. Кровь хлынула из раны, залив пол и заляпав шейн и гербовый плащ короля.
Урмак прохрипел что-то и умер.
Тьма сгустилась над его телом, закрыв лицо и шею.
– Кровь! – раздался кровожадный голос Удора.
– Испей её, о, повелитель! – вскричал обезумевший Танкрас, и глаза его слились с тьмой бога.
Спустя секунды довольный голос бога прозвучал.
– Теперь ты, Танкрас, выпей крови, чтобы слиться с могучей тьмой. И ты получишь неведомую до этого силу из самой преисподней!
– О, да, повелитель! Я исполню любую твою волю! – с наслаждением сказал король. Склонившись над трупом старого Урмака, он прильнул к кровоточащей ране и жадно стал пить кровь, как дикий зверь. И тьма сильнее заслонила свет заходящего солнца, пробивающегося в окно тронного зала.
Дверь отворилась, и в комнату вошла служанка. Танкрас резко повернулся, взглянув на неё глубокой мёртвой чернотой, вырывающейся из его диких глаз. Лицо его было в крови. А весь безумный вид вселял дикий страх, отвращение и панический ужас. Служанка взглянула на короля. Тот рыкнул на неё нечеловеческим голосом, словно, в действительности был зверем. И служанка, пискнув, в страхе умерла на месте.
Прошло некоторое время. Танкрас вышел на один из балконов замка и простёр руки над площадью, где собирались воины его армии. Все взглянули на короля.
А тот нечеловеческим голосом сказал.
– Теперь, воины, вы будете беспрекословно подчиняться мне! – Он обвёл рукой всё войско.
И тьма, вырвавшаяся из его ладони, спустилась вниз, к площади, и влилась в каждого воина. И глаза их стали чёрными, как ночь, безднами. Воины и крестьяне стали марионетками в руках тёмного короля.
Армия тьмы, состоявшая из людей. Странное и отвратительное явление. Но оно жутко пугало. Горожане и торговцы разбегались в страхе перед воинами Танкраса и перед ужасной магией злого короля.
– Теперь пусть посмеет Радагас напасть на город! О, Удор, я поклоняюсь тебе!
И король упал на колени, восхваляя бога смерти.
III
Я стоял, взирая на высокие серые башни Танграда, и примерял меч в руке. Рукоять клинка удобно ложилась в ладонь, словно меч был создан для моей руки, готовый разить и убивать моих врагов.
Ко мне подлетел Уорлок, военачальник сумрачной армии Лорда Инароса.
– Корабли спрятаны, Радагас. Воины отдыхают и готовятся к схватке.
– Будьте готовы. На рассвете следующего дня мы выступим против Танкраса, – ответил я крылатому воину.
Солнце вырвалось из-за серой завесы туч, озаряя лес и поляну, на которой разбила лагерь моя армия.
Но Танград оставался неосвещённым, серой глыбой мрачных замков и домов возвышаясь над низиной Чёрного Кряжа.
Для меня Танград остался местом, где я вырос, но он не стал для меня родным, как для Ирфина, Ладраса… или Кэрин. Грязные улицы города, дома из камня и соломы никогда не внушали мне тёплых чувств, также, как и люди в городе и замке. Будь они грубыми и чёрствыми, или добрыми и приветливыми, они всё равно остались – и остаются – серой массой, смешанной с серостью каменных стен. Так за что же я бьюсь? За любовь к Кэрин? Конечно! За свободу жителей страны?.. Да, хотя и не испытываю сильной теплоты при встрече с ними.
Как странно, прожить всю жизнь в окружении людей, готовых отдать за тебя жизнь, и понять, что они остались для тебя никем. Даже старый советник Урмак не был мне близок, так как всей душой был предан Танкрасу. Я могу поручиться только за своих друзей, которые разделяют со мной тяготы этой войны.
Я спустился с возвышения – моей обзорной площадки – и пошёл к сидящим товарищам.
Ирфин обсуждал что-то с Айлин и Коргором, Ладрас и Олоф сидели у костра в задумчивости, Уорлок улетел к своим воинам, которые отдыхали, вися на деревьях, как летучие мыши.
– Если бы мы не волокли эти чёртовы корабли по выжженной земле, то спина бы моя не болела бы так сильно! – услышал я раздражённые восклицания Олофа, – А если бы не это, ты всыпал бы я тебе затрещину! Как ты можешь говорить, что Радагас не переживает из-за смерти Кэрин! Он суетится так, чтобы не дать горьким мыслям поглотить себя и вторгнуть в отчаяние!
– Солнце три раза поднималось и опускалось с того дня, как мы разгромили Чёрных Эрронов, а Радагас уже вновь стал весёлым, – парировал Ладрас, – ничто не заботит его, кроме схватки с отцом…
– Я же тебе говорю, что он так не даёт себе впасть в безумие от потери…
– Ничто не печалит его сердце…
Ладрас замолк, увидев меня. Олоф, сидевший ко мне спиной, обернулся, а потом, взглянув на Ладраса, отвесил ему оплеуху.