Сказать по правде

Я разворачиваюсь.

– Ты – мать? С каких пор?

– Кэмерон, – говорит она низким голосом, словно предупреждая.

Не сегодня. Я не стану прикусывать язык. Не сейчас. Этот вечер обрушил на меня девятый вал разочарований, и я устала защищать ее от правды.

– Ты была матерью, когда я следила за счетами? Когда мне приходилось искать деньги на школьные тетрадки и карандаши? – Я делаю шаг ближе. – Или когда ты день за днем сидела на диване, пока я убирала дом, стирала твое белье, готовила нам еду? Когда ты была мне матерью, мама?

Она прищуривается. Меня не интересуют жалкие объяснения, которые она придумает. Надоело притворяться, что мою жизнь можно исправить списком и трудолюбием. Незачем скрывать, в какие развалины превратилась наша семья, – насколько мама сровняла ее с землей.

– Ты становишься моей матерью только тогда, – продолжаю я, – когда это приводит тебя ближе к бывшему любовнику. Я знаю, что ты держишь меня при себе только в надежде наконец осуществить свою великую мечту – выйти замуж за отца. Признайся. Кроме этого, я никогда ни для чего не была тебе нужна.

Обвинения вырываются, свежие и яростные, – страхи, которые я никогда не озвучивала вслух. Суть всех моих сомнений, всей неуверенности, которая меня обременяла: ни одному из родителей я никогда не была нужна.

Я жду слабых опровержений, оправданий, объяснений, которые слышала уже сто раз. Она закрывает глаза, как делала в гримерках, и я думаю, что она входит в образ, который, как она надеется, завоюет мое сочувствие.

Однако, открыв их, она просто уходит в коридор. Я выдыхаю. Невероятно. Она – актриса, но даже не удосуживается сыграть роль преданной матери. Даже не притворяется, что я для нее – что-то большее, чем инструмент управления отцом. Я иду к входной двери и хватаю кроссовки.

Все равно, что на мне вечернее платье. Все равно, что сейчас час ночи и мне некуда идти. Я присаживаюсь на край дивана, натягиваю один кроссовок на ногу, не обращая внимания на отсутствие носка, и завязываю шнурки.

Мама возвращается.

Я не поднимаю глаз от обуви. Потянувшись за лежащей на диване курткой, я отказываюсь уделить ей хотя бы косой взгляд, пока она не встает прямо передо мной и не сует мне под нос маленькую черную коробочку.

Я останавливаюсь и смотрю на нее. У нее в глазах смесь из неуверенности, отчаяния и даже капли негодования. Жестом она предлагает мне открыть коробочку.

Я подчиняюсь.

Внутри кольцо с огромным бриллиантом. Я ахаю.

– Он не захотел забирать, – говорит она. – А мне всегда казалось неправильным его продавать.

– Что это? – спрашиваю я с дрожью в голосе, уже зная ответ.

– Твой отец сделал мне предложение, когда я узнала, что беременна, – говорит она, и весь мой мир встает с ног на голову.

Осознание пронизывает меня, разрушая тщательно выстроенный порядок, на котором я основывала свою жизнь. Я всегда думала, что мать сохла по мужчине, который никогда ее не хотел; была слишком слаба, чтобы ставить себя на первое место. Эти истины определяли мою жизнь в аспектах, которые мне не нравилось признавать, сделали меня циничной, отстраненной, скептичной, не давали раскрываться перед другими. Я была не права. В мнении о матери. Во всем.

– И ведь я его хотела, – продолжает она. – Я всегда его хотела. Ты знаешь это. – Она сардонически кривит губы. – А он хотел, чтобы мы стали семьей. И поэтому… я сказала «нет».

Слеза катится у меня по щеке.

– Почему? – тихо спрашиваю я, как будто все может рассыпаться от лишней громкости. – Почему ты мне не сказала? Я всю жизнь за ним гонялась. Если бы я знала, что он этого хотел, мне не пришлось бы так делать.

– Ты бы все равно за ним гонялась. Он твой отец. – Выражение ее лица меняется. Агрессия уходит, сменяясь чем-то мягким, почти меланхоличным. – Когда он сделал предложение, я думала только о ребенке, о котором недавно узнала. Ты была крохотной, но уже все изменила. Он жесток, и я это понимала – всегда понимала. Я хотела защитить тебя от того, каким отцом он бы стал, от боли и разочарования, которые он бы тебе принес. Вот почему я ему отказала.

Слезы продолжают капать с моих ресниц. Я не могу дышать, я застыла, слишком шокированная, чтобы ответить.

Я смотрю на доказательство в своей ладони. Доказательство того, что мама пыталась что-то сделать: я была достаточно важна для нее, чтобы отказаться от предложения, которое, наверное, было невероятно тяжело отвергнуть.

– Я… ни разу не была такой сильной, как в тот день, – продолжает она. – Я любила его, даже когда оттолкнула. Даже когда видела, что он за человек. Я любила его харизму, его ум, уверенность. Когда я перестала бояться, что он будет в твоей жизни, то отдалась этим чувствам. Я знаю, что далека от совершенства. Любить его – это слабость. Прости, Кэмерон. Но… – по ее щекам катятся слезы, и голос дрожит; она сгибается под весом своих слов, – я всегда буду благодарна за то мгновение силы, когда он вручил мне это кольцо.