Читаем Сказать почти то же самое. Опыты о переводе полностью

Как отмечает Кребер, вполне очевидно, что, когда начинаешь добавлять что-либо в оригинальный текст, всегда есть опасность переборщить. Так, переводя эпизод сна Адсона (о котором я говорил в главе 5), Кребер уловил не только цитаты из «Киприановой вечери» и отсылки к различным эпизодам из истории культуры и литературы, но даже (по его словам) мои личные литературные воспоминания. Поэтому, чтобы играть в эту игру по навязанным мною правилам, он решился вставить и кое-что свое: например, смутную реминисценцию из романа Томаса Манна «Иосиф и его братья» или еще более смутную цитату из Брехта. Если учесть, что (пусть и не в этой главе, так в другой) я вложил в уста Вильгельма цитату из Витгенштейна{ 97}, должным образом переведя ее на средневерхненемецкий, тогда я не вижу никаких причин, по которым нельзя было бы включить в число различных намеков, обращенных к осведомленному читателю, также игру с Брехтом. Рассказывая об этом своем опыте, Кребер, кажется, извиняется за эту свою «belle infid`ele» («неверную красотку»){ 98}, но в свете всего сказанного выше о необходимости воспроизводить воздействие, которое должен был оказать текст, выходя при этом за пределы буквализма, я полагаю, что Кребер придерживался далеко не поверхностной концепции верности.

7.6. Модернизировать и архаизировать

Имея в виду оппозицию модернизация / архаизация, посмотрим на разные переводы библейской книги, озаглавленной «Экклесиаст». В оригинале она называется «Когелет», и толкователи не пришли к единому мнению о значении этого слова. «Когелет» может быть именем собственным, но это слово отсылает к этимону кагал, означающему «собрание». Так что «Когелет» может быть тем, кто проповедует в собрании верующих. Поскольку по-гречески собрание называется экклесия, «Экклесиаст» оказывается недурным переводом. Посмотрим теперь, как разные переводчики либо пытаются сделать эту фигуру доступной для адресатов текста, либо стремятся подвести их к пониманию еврейского мира, в котором вещал Экклесиаст.


Verba Ecclesiastae, filii David, regis Jerusalem.Vanitas vanitatum, dixit Ecclesiastes. Vanitasvanitatum et omnia vanitas.Quid habet amplius homo de universo labore suo,quo laborat sub sole?Generatio praeterit, et generatio advenit; terra autemin aeternum stat.Oritur sol, et occidit, et ad locum suum revertitur:ibique renascens. (Vulgata[148]*)[Слова Экклесиаста, сына Давидова, царя            в Иерусалиме.Суета сует, сказал Экклесиаст, суета сует, —            все суета!Что пользы человеку от всех трудов его,            которыми трудится он под солнцем?Род проходит, и род приходит, а земля пребываетво веки.Восходит солнце, и заходит солнце, и спешит            к месту своему, где оно восходит.]            («Синодальный» перевод)The words of the Preacher, the son of David,            king in Jerusalem.Vanity of vanities, saith the Preacher, vanity            of vanities; all is vanity.What profit hath a man of all his labour which hetaketh under the sun?One generation passeth away, and anothergeneration cometh:but the earth abideth for ever.The sun also ariseth, and the sun goeth down,            and hastethto his place where he arose. (King James Version)[149]*

[† Слова Проповедника, сына Давида,

            царя в Иерусалиме.

Суета сует, речет Проповедник, суета сует; все суета.

Какая польза человеку от всех трудов его,

что несет он под солнцем?

Одно поколение преходит, другое поколение

приходит, но земля пребывает вовек.

И солнце так же восходит, и солнце заходит

            и спешит к месту своему, где оно взошло.

            (англ., «Библия короля Иакова»)]


Перейти на страницу:

Похожие книги

Борис Слуцкий: воспоминания современников
Борис Слуцкий: воспоминания современников

Книга о выдающемся поэте Борисе Абрамовиче Слуцком включает воспоминания людей, близко знавших Слуцкого и высоко ценивших его творчество. Среди авторов воспоминаний известные писатели и поэты, соученики по школе и сокурсники по двум институтам, в которых одновременно учился Слуцкий перед войной.О Борисе Слуцком пишут люди различные по своим литературным пристрастиям. Их воспоминания рисуют читателю портрет Слуцкого солдата, художника, доброго и отзывчивого человека, ранимого и отважного, смелого не только в бою, но и в отстаивании права говорить правду, не всегда лицеприятную — но всегда правду.Для широкого круга читателей.Второе издание

Алексей Симонов , Владимир Огнев , Дмитрий Сухарев , Олег Хлебников , Татьяна Бек

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Поэзия / Языкознание / Стихи и поэзия / Образование и наука
История русской литературы XX века. Том I. 1890-е годы – 1953 год
История русской литературы XX века. Том I. 1890-е годы – 1953 год

Русская литература XX века с её выдающимися художественными достижениями рассматривается автором как часть великой русской культуры, запечатлевшей неповторимый природный язык и многогранный русский национальный характер. XX век – продолжатель тысячелетних исторических и литературных традиций XIX столетия (в книге помещены литературные портреты Л. Н. Толстого, А. П. Чехова, В. Г. Короленко), он же – свидетель глубоких перемен в обществе и литературе, о чём одним из первых заявил яркий публицист А. С. Суворин в своей газете «Новое время», а следом за ним – Д. Мережковский. На рубеже веков всё большую роль в России начинает играть финансовый капитал банкиров (Рафалович, Гинцбург, Поляков и др.), возникают издательства и газеты («Речь», «Русские ведомости», «Биржевые ведомости», «День», «Россия»), хозяевами которых были банки и крупные предприятия. Во множестве появляются авторы, «чуждые коренной русской жизни, её духа, её формы, её юмора, совершенно непонятного для них, и видящие в русском человеке ни больше ни меньше, как скучного инородца» (А. П. Чехов), выпускающие чаще всего работы «штемпелёванной культуры», а также «только то, что угодно королям литературной биржи…» (А. Белый). В литературных кругах завязывается обоюдоострая полемика, нашедшая отражение на страницах настоящего издания, свою позицию чётко обозначают А. М. Горький, И. А. Бунин, А. И. Куприн и др.XX век открыл много новых имён. В книге представлены литературные портреты М. Меньшикова, В. Розанова, Н. Гумилёва, В. Брюсова, В. Хлебникова, С. Есенина, А. Блока, А. Белого, В. Маяковского, М. Горького, А. Куприна, Н. Островского, О. Мандельштама, Н. Клюева, С. Клычкова, П. Васильева, И. Бабеля, М. Булгакова, М. Цветаевой, А. Толстого, И. Шмелёва, И. Бунина, А. Ремизова, других выдающихся писателей, а также обзоры литературы 10, 20, 30, 40-х годов.

Виктор Васильевич Петелин

Культурология / История / Учебники и пособия / Языкознание / Образование и наука