Читаем Сказать почти то же самое. Опыты о переводе полностью

Je la suivis, montant rapidement l’escalier de bois qui conduisait `a la chambre. – ^O jeunesse, ^o vieillesse saintes! – qui done e^ut song'e `a ternir la puret'e d’un premier amour dans се sanctuaire des souvenirs fid`eles? Le portrait d’un jeune homme du bon vieux temps souriait avec ses yeux noirs et sa bouche rose, dans un ovale au cadre dor'e, suspendu `a la t^ete du lit rustique. Il portait l’uniforme des gardes-chasse de la maison de Cond'e; son attitude `a demi martiale, sa figure rose et bienveillante, son front pur sous ses cheveux poudr'es, relevaient ce pastel, m'ediocre peut-^etre, des gr^aces de la jeunesse et de la simplicit'e. Quelque artiste modeste invit'e aux chasses princi`eres s’'etait appliqu'e `a le pourtraire de son mieux, ainsi que sa jeune 'epouse, qu’on voyait dans un autre m'edaillon, attrayante, maligne, 'elanc'ee dans son corsage ouvert `a 'echelle de rubans{ 115}, agacant de sa mine retrouss'ee un oiseau pos'e sur son doigt. C’'etait pourtant la m^eme bonne vieille qui cuisinait en ce moment, courb'ee sur le feu de l’^atre. Cela me fit penser aux f'ees des Funambules qui cachent, sous leur masque rid'e, un visage attrayant, qu’elles r'ev`erlent au d'enouement, lorsque appara^it le temple de l’Amour et son soleil tournant qui rayonne de feux magiques. «О bonne tante, m’'ecriai-je, que vous 'etiez jolie! – Et moi donc?» dit Sylvie, qui 'etait parvenue `a ouvrir le fameux tiroir. Elle у avait trouv'e une grande robe en taffetas flamb'e, qui criait du froissement de ses plis. «Je veux essayer si cela m’ira, dit-elle. Ah! je vais avoir l’air d’une vieille f'ee!»

«La f'ee des l'egendes 'eternellement jeune!..»dis-je en moi-m^eme. – Et d'ej`a Sylvie avait d'egraf'e sa robe d’indienne et la laissait tomber `a ses pieds. La robe 'etoff'ee de la vieille tante s’ajusta parfaitement sur la taille mince de Sylvie, qui me dit de l’agrafer. «Oh! les manches plates, que c’est ridicule!» dit-elle. Et cependant les sabots garnis de dentelles d'ecouvraient admirablement ses bras nus, la gorge s’encadrait dans le pur corsage aux tulles jaunis, aux rubans pass'es, qui n’avait serr'e que bien peu les charmes 'evanouis de la tante. «Mais finissez-en! Vous ne savez done pas agrafer une robe?» me disait Sylvie. Elle avait l’air de l’accord'ee de village de Greuze. «Il faudrait de la poudre, dis-je. – Nous allons en trouver.»Elle fureta de nouveau dans les tiroirs. Oh! que de richesses! que cela sentait bon, comme cela brillait, comme cela chatoyait de vives couleurs et de modeste clinquant! deux 'eventails de nacre un peu cass'es, des bo^ites de p^ate `a sujets chinois, un collier d’ambre et mille fanfreluches, parmi lesquelles 'eclataient deux petits souliers de droguet blanc avec des boucles incrust'ees de diamants d’Irlande! «Oh! je veux les mettre, dit Sylvie, si je trouve les bas brod'es!»

Un instant apr`es, nous d'eroulions des bas de soie rose tendre `a coins verts; mais la voix de la tante, accompagn'ee du fr'emissement de la po^ele, nous rappela soudain `a la г'eаlit'e. «Descended vite!» dit Sylvie, et quoi que je pusse dire, elle ne me permit pas de l’aider `a se chausser.


[В спальню вела деревянная лестница, вслед за Сильвией я взбежал по ней. О священная юность, священная старость! Кто дерзнул бы запятнать чистоту первой любви в этом святилище верности прошлому? Над простой деревянной кроватью висел написанный в добрые старые времена и заключенный в позолоченную овальную раму портрет юноши с улыбчивыми черными глазами и алым ртом. Он был в егерском мундире дома Кондё, и хотя пастель, скорее всего, не блистала достоинствами, она все же передавала обаяние молодости и добросердечия, сквозившее в его позе с намеком на воинственность, в его розовом приветливом лице с чистым лбом под напудренными волосами. Какой-нибудь скромный живописец, приглашенный принять участие в вельможной охоте, вложил все свое старание и в этот портрет, и в висевший рядом парный овальный портрет молодой жены егеря – прелестной, лукавой, стройной в облегающем открытом корсаже, украшенном рядами бантов; вздернув курносое личико, она словно дразнила птицу, сидевшую у нее на пальце. Меж тем это была та самая добрая старушка, которая стряпала сейчас завтрак, сгорбившись над пылающим очагом. Я невольно вспомнил фей из парижского театра «Фюнамбюль», которые прячут прелестные свои лица под морщинистыми масками и открывают их лишь в конце представления, когда на подмостках вдруг появляется храм Амура, увенчанный вращающимся солнцем, которое рассыпает кругом бенгальские огни.

– Тетушка, тетушка, как вы были хороши! – вырвалось у меня.

– А я разве хуже? – спросила Сильвия. Ей удалось наконец отпереть пресловутый ящик, и она вытащила оттуда платье из поблекшей тафты, которое громко шуршало при попытках расправить складки. – Попробую, пойдет ли оно мне. Наверное, я буду похожа в нем на дряхлую фею, – добавила она.

«На вечно юную сказочную фею», – подумал я. И вот уже Сильвия расстегнула ситцевое платьице, и оно упало к ее ногам. Убедившись, что наряд тетушки сидит на тоненькой фигуре как влитой, она приказала мне застегнуть ей крючки.

– Ох, до чего ж нелепо выглядят эти рукавчики в обтяжку! – воскликнула она. На самом же деле, гофрированные и разубранные кружевами, они лишь подчеркивали красоту обнаженных рук Сильвии, а шею и плечи изящно оттеняли строгие линии корсажа, отделанного пожелтевшим тюлем и выцветшими бантами, – корсажа, так недолго облегавшего увядшие ныне прелести тетушки. – Ну, что вы так долго возитесь? Неужели не умеете платье застегнуть? – повторяла она. Вид у нее был при этом точь-в-точь как у сельской невесты с картины Греза.

– Надо бы волосы напудрить, – сказал я.

– За этим дело не станет!

И Сильвия снова начала рыться в комоде. Сколько там было сокровищ, и как все это хорошо пахло, как переливалось яркими красками и скромным мишурным блеском! Два перламутровых надтреснутых веера, коробочки из фарфоровой пасты с рисунками в китайской манере, янтарное ожерелье, тысячи безделушек и среди них – пара белых дрогетовых туфелек с застежками в узорах из искусственных бриллиантов!

– Надену их, если найду вышитые чулки, – решила Сильвия.

Минуту спустя мы уже развертывали шелковые чулки нежно-розового цвета с зелеными стрелками, но голос тетушки и шипенье какой-то снеди на сковороде вернули нас к действительности.

– Скорее идите вниз! – скомандовала Сильвия, не внемля моим настойчивым предложениям помочь ей обуться[160]*.]

Перейти на страницу:

Похожие книги

Борис Слуцкий: воспоминания современников
Борис Слуцкий: воспоминания современников

Книга о выдающемся поэте Борисе Абрамовиче Слуцком включает воспоминания людей, близко знавших Слуцкого и высоко ценивших его творчество. Среди авторов воспоминаний известные писатели и поэты, соученики по школе и сокурсники по двум институтам, в которых одновременно учился Слуцкий перед войной.О Борисе Слуцком пишут люди различные по своим литературным пристрастиям. Их воспоминания рисуют читателю портрет Слуцкого солдата, художника, доброго и отзывчивого человека, ранимого и отважного, смелого не только в бою, но и в отстаивании права говорить правду, не всегда лицеприятную — но всегда правду.Для широкого круга читателей.Второе издание

Алексей Симонов , Владимир Огнев , Дмитрий Сухарев , Олег Хлебников , Татьяна Бек

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Поэзия / Языкознание / Стихи и поэзия / Образование и наука
История русской литературы XX века. Том I. 1890-е годы – 1953 год
История русской литературы XX века. Том I. 1890-е годы – 1953 год

Русская литература XX века с её выдающимися художественными достижениями рассматривается автором как часть великой русской культуры, запечатлевшей неповторимый природный язык и многогранный русский национальный характер. XX век – продолжатель тысячелетних исторических и литературных традиций XIX столетия (в книге помещены литературные портреты Л. Н. Толстого, А. П. Чехова, В. Г. Короленко), он же – свидетель глубоких перемен в обществе и литературе, о чём одним из первых заявил яркий публицист А. С. Суворин в своей газете «Новое время», а следом за ним – Д. Мережковский. На рубеже веков всё большую роль в России начинает играть финансовый капитал банкиров (Рафалович, Гинцбург, Поляков и др.), возникают издательства и газеты («Речь», «Русские ведомости», «Биржевые ведомости», «День», «Россия»), хозяевами которых были банки и крупные предприятия. Во множестве появляются авторы, «чуждые коренной русской жизни, её духа, её формы, её юмора, совершенно непонятного для них, и видящие в русском человеке ни больше ни меньше, как скучного инородца» (А. П. Чехов), выпускающие чаще всего работы «штемпелёванной культуры», а также «только то, что угодно королям литературной биржи…» (А. Белый). В литературных кругах завязывается обоюдоострая полемика, нашедшая отражение на страницах настоящего издания, свою позицию чётко обозначают А. М. Горький, И. А. Бунин, А. И. Куприн и др.XX век открыл много новых имён. В книге представлены литературные портреты М. Меньшикова, В. Розанова, Н. Гумилёва, В. Брюсова, В. Хлебникова, С. Есенина, А. Блока, А. Белого, В. Маяковского, М. Горького, А. Куприна, Н. Островского, О. Мандельштама, Н. Клюева, С. Клычкова, П. Васильева, И. Бабеля, М. Булгакова, М. Цветаевой, А. Толстого, И. Шмелёва, И. Бунина, А. Ремизова, других выдающихся писателей, а также обзоры литературы 10, 20, 30, 40-х годов.

Виктор Васильевич Петелин

Культурология / История / Учебники и пособия / Языкознание / Образование и наука