Читаем Сказать почти то же самое. Опыты о переводе полностью

Во флорентийских магазинах продаются уменьшенные копии «Давида» Микеланджело. Если цель их – служить объектом воспоминаний или научных штудий, то при условии, что пропорции соблюдены верно, материал утратит важность, и налицо будет приемлемый случай интрасистемной интерпретации. Но любой искусствовед скажет, что если копия статуи Давида будет в двадцать сантиметров высотой, то будет утрачена некая часть эстетического наслаждения, ибо для того, чтобы в полной мере наслаждаться произведением искусства, существенны и его действительные размеры; и есть некая разница между тем, как именно рассматривать Сикстинскую капеллу – воочию или по репродукции, пусть даже почти совершенной, на страницах книги или на слайде.

Метафорически мы можем говорить о «переводе» в скульптуре, когда статуя воспроизводится посредством слепка с соблюдением всех размеров и свойств, которые материя оригинала предоставляет взгляду и осязанию, так что туристы могут получить вполне удовлетворительное эстетическое переживание от Давида, воспроизведенного перед Палаццо Веккьо во Флоренции, хотя они и знают, что оригинал находится в другом месте. Но если Давида воспроизвести в позолоченной бронзе, в олове или в пластике, несмотря на то, что он останется в пределах того же самого континуума трехмерных материалов, так или иначе подверженных воздействию, – изменение субстанции устранит большую часть эстетического воздействия оригинала. А это говорит нам о том, что даже в нелингвистических семиотических системах, когда хотят получить эстетический эффект, изменение субстанции становится существенным.

10.5. Интралингвистическая интерпретация, или переформулировка

Однако для наших целей интереснее случаи интрасистемной интерпретации в пределах одного и того же естественного языка. Сюда входят все случаи интерпретации естественного языка посредством его самого, каковы однозначная синонимия, зачастую обманчивая (как в случае «отец» = «папа»); определение, которое может быть слишком схематичным («кошка» = «млекопитающее из семейства кошачьих») или, напротив, крайне расплывчатым (как статья «Кошка» в энциклопедии); парафраза, пересказ, а также схолии, комментарии, популяризация (а это именно способ пересказать нечто сложное более простыми словами), вплоть до самых развитых форм, вплоть даже до пародии – поскольку и пародия тоже представляет собой форму интерпретации, пусть крайнюю, но в некоторых случаях весьма прозрачную, – и тут можно вспомнить пародии Пруста из его книги «Подражания и смеси»{ 148}, помогающие выявить стилистические автоматизмы, манерности, нервные тики того или иного автора. Во всех этих случаях тот факт, что одно и то же содержание выражается другими субстанциями, полностью признается именно из любви к интерпретации – чтобы всегда узнавать нечто большее, чем интерпретированное, как того хотелось Пирсу.

Что переформулирование – не перевод, можно легко показать посредством нескольких предлагаемых мною игр. Если самый элементарный случай переформулирования – это определение, попробуем в воображении заменить слова того или иного текста равносильными определениями. Вспомнив об убийстве мыши или крысы (как вам будет угодно) { 149}, возьмем сцену, в которой Гамлет убивает Полония:


Queen Gertrude — What wilt thou do? thou wilt not murder me? Help, elp, ho!

Lord Polonius – [Behind] What, ho! help, help, help!

Hamlet – [Drawing] How now! a rat? Dead, for a ducat, dead!

Makes a pass through the arras.

Lord Polonius – [Behind] O, I’m slain!

Falls and dies.


[Королева

Что хочешь сделать ты? Убить меня?

На помощь!


Полоний (за сценой).

Эй, на помощь!


Гамлет (вынимая шпагу).

Кто там? Крыса? (Ударяет.)

Мертва она, мертва, дукат поставлю!


Полоний (падает и умирает).

Убит я![195]*]


Поскольку мы говорим о переформулировке в пределах одного и того же языка, а также для того, чтобы все упростить, давайте отправляться от итальянского перевода этой сцены, как можно более буквального:


Перейти на страницу:

Похожие книги

Борис Слуцкий: воспоминания современников
Борис Слуцкий: воспоминания современников

Книга о выдающемся поэте Борисе Абрамовиче Слуцком включает воспоминания людей, близко знавших Слуцкого и высоко ценивших его творчество. Среди авторов воспоминаний известные писатели и поэты, соученики по школе и сокурсники по двум институтам, в которых одновременно учился Слуцкий перед войной.О Борисе Слуцком пишут люди различные по своим литературным пристрастиям. Их воспоминания рисуют читателю портрет Слуцкого солдата, художника, доброго и отзывчивого человека, ранимого и отважного, смелого не только в бою, но и в отстаивании права говорить правду, не всегда лицеприятную — но всегда правду.Для широкого круга читателей.Второе издание

Алексей Симонов , Владимир Огнев , Дмитрий Сухарев , Олег Хлебников , Татьяна Бек

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Поэзия / Языкознание / Стихи и поэзия / Образование и наука
История русской литературы XX века. Том I. 1890-е годы – 1953 год
История русской литературы XX века. Том I. 1890-е годы – 1953 год

Русская литература XX века с её выдающимися художественными достижениями рассматривается автором как часть великой русской культуры, запечатлевшей неповторимый природный язык и многогранный русский национальный характер. XX век – продолжатель тысячелетних исторических и литературных традиций XIX столетия (в книге помещены литературные портреты Л. Н. Толстого, А. П. Чехова, В. Г. Короленко), он же – свидетель глубоких перемен в обществе и литературе, о чём одним из первых заявил яркий публицист А. С. Суворин в своей газете «Новое время», а следом за ним – Д. Мережковский. На рубеже веков всё большую роль в России начинает играть финансовый капитал банкиров (Рафалович, Гинцбург, Поляков и др.), возникают издательства и газеты («Речь», «Русские ведомости», «Биржевые ведомости», «День», «Россия»), хозяевами которых были банки и крупные предприятия. Во множестве появляются авторы, «чуждые коренной русской жизни, её духа, её формы, её юмора, совершенно непонятного для них, и видящие в русском человеке ни больше ни меньше, как скучного инородца» (А. П. Чехов), выпускающие чаще всего работы «штемпелёванной культуры», а также «только то, что угодно королям литературной биржи…» (А. Белый). В литературных кругах завязывается обоюдоострая полемика, нашедшая отражение на страницах настоящего издания, свою позицию чётко обозначают А. М. Горький, И. А. Бунин, А. И. Куприн и др.XX век открыл много новых имён. В книге представлены литературные портреты М. Меньшикова, В. Розанова, Н. Гумилёва, В. Брюсова, В. Хлебникова, С. Есенина, А. Блока, А. Белого, В. Маяковского, М. Горького, А. Куприна, Н. Островского, О. Мандельштама, Н. Клюева, С. Клычкова, П. Васильева, И. Бабеля, М. Булгакова, М. Цветаевой, А. Толстого, И. Шмелёва, И. Бунина, А. Ремизова, других выдающихся писателей, а также обзоры литературы 10, 20, 30, 40-х годов.

Виктор Васильевич Петелин

Культурология / История / Учебники и пособия / Языкознание / Образование и наука