Сказать почти то же самое. Опыты о переводе

«Что ж, – сказала королева, – раз ты так груб со мной, я покажу тебе тех, кто умеет беседовать с людьми», – и собиралась позвать короля или Полония. Но Гамлет не хотел отпускать ее, поскольку был наедине с ней и намеревался задержать ее до тех пор, пока не удостоверится, что своими речами не сможет открыть ей глаза на порочность ее жизни. Тогда, взяв ее за запястье, он сильно сжал его и усадил ее на стул. Испугавшись его несдержанности и боясь, что, будучи безумен, он причинит ей ущерб, она закричала; и тут из-за гобелена раздался голос: «На помощь, на помощь, королева!» Услышав этот крик, Гамлет решил, что там спрятался сам король, вытащил из ножен шпагу и нанес удар в то место, откуда раздавался голос, как он сделал бы, если бы там пробегала крыса. Голос прервался, и Гамлет решил, что кричавший убит. Но когда он вытащил наружу тело, это оказался не король, а Полоний, советник-интриган, спрятавшийся за гобеленом, чтобы подслушать разговор.

Но теперь я лучше приведу другой пример парафразы, на сей раз мой собственный. Вот он:

Un lonfo, che non vatercava mai, n'e gluiva, e barigattava assai di rado, soffiando un giorno il bego, si sdilenc`o archipattandosi gnagio. Dissero tutti che quel lonfo era frusco, ma il re rispose che era piuttosto lupignoso e sofolentava una malversa arrafferia. Ed ecco che il lonfo, vedendo il re che si cionfava, lo sbidugli`o arripignandolo, e come quello tent`o di lugrare, lo botall`o sino a quello fu tutto criventato.

[Один баёк, который никогда не полутяпил и не карнишил, а стрекулярил лишь в самых редких случаях, как-то раз, заглыша воче гули-мули, слегка заструлил, архиваря нашерсть. Все говорили, что этот баёк смурлив, но король отвечал, что он скорее разбрехайлив и прокудителен злочухлой умелью. И вот баёк, видя, что король крянет, замурзил его и запхаял, а когда тот попытался взбагнуть, закошлил его до такой степени, что тот был совершенно забрелен.]

Наверное, мы скажем, что эта «не-история» забавна, но историей ее не назовешь, и мы встали бы в тупик, если бы нам пришлось прочесть целый роман (не говоря уж о философском трактате), написанный в таком духе. В действительности же я пересказал одну из «Финтифлюшек» Фоско Мараини{ 151}, а подлинный текст ее гласит: