Читаем Сказать почти то же самое. Опыты о переводе полностью

Мы видели, что в случае приветствия важна краткость. Поэтому в переводе (даже текста, лишенного эстетического целеполагания) зачастую важны вопросы стилистической субстанции. Приветствия вроде итальянского bиопgiorno относятся к этикетному стилю, который, строго подчиняясь правилам, содержит в себе нечто литургическое. Так вот, формулы этикетные и литургические (вроде Ite missa est[208]*) чрезвычайно близки поэтическому языку, и они обязаны повиноваться стилистическим нормам. Поэтому можно сказать, что всякий перевод, даже перевод надписи на дорожном знаке, предполагает аспект эстетически-стилистический.

11.4. Субстанция в поэзии

Вернемся теперь к примеру, приведенному мною выше, когда я поручил «Альтависте» перевести «Кошек» Бодлера, и посмотрим, как этот текст был переведен не автоматическим, а человеческим переводчиком – в данном случае Марио Бонфантини. Для удобства сравнения воспроизвожу здесь и оригинал:


Les amoureux fervents et les sauvants aust`eresAiment 'egalement, dans leur m^ure saison,Les chats puissants et doux, orgueil de la maison,Qui comme eux sont frileux et comme eux sedentaires.[Любовник пламенный и тот, кому был в'eдомЛишь зов познания, украсить любят дом,Под осень дней, большим и ласковым котом,И зябким, как они, и тоже домоседом.] (И. Лихачев)I fedeli d’amore, е gli austeri sapientiPrediligon, negli anni che li fanno indolenti,I gatti ford e miti, onor dei focolariCome lor freddolosi, come lor sedentari. (Bonfantini)

[† Верные приверженцы любви и строгие мудрецы

Особо предпочитают в годы вялости

Сильных и кротких котов, гордость домашних очагов:

Как они, зябких и, как они, домоседов.

            (ит., Бонфантини)]


Переводчик на итальянский проявил известную непринужденность по отношению к семантическим (буквальным) значениям. Например, сомнительна отсылка к «верным приверженцам любви», открывающая собою целую гамму коннотаций, чуждых оригинальному тексту, ибо «верными приверженцами Любви» называли себя члены легендарной секты, к которой, возможно, принадлежал Данте. Впрочем, Бонфантини явно надеялся (и не без оснований) на то, что эта ученая коннотация ускользнет от внимания большинства читателей. «Зрелую пору» (т^urе saison) он передал как «годы, когда они становятся вялыми», – и это решение не назовешь совершенно произвольным, поскольку вялость входит в ассоциативное поле домоседства. Слово doux («ласковые») он перевел как «кроткие», a maison («дом») – как «домашний очаг».

На уровне содержания произошли некоторые ощутимые изменения, поскольку слово «домашний очаг» (focolare), например, ограничивает семантический спектр французского слова maison, отсылая скорее к уютной обстановке и теплу традиционного крестьянского дома и вызывая в воображении растопленный камин или печь, тогда как французское maison в тексте Бодлера может намекать и на то, что «суровые ученые» (savants aust`eres) живут в просторном и холодном здании с залами, уставленными книгами. В этом смысле представляется, что Бонфантини, вместо того чтобы дать пример воплощения формулы (2), дал скорее пример воплощения формулы (1), которая призвана описывать процессы парафразы и инференции, то есть именно той переформулировки, которую мы попытались исключить из числа переводов в собственном смысле слова.

Но переводчику удалось превратить две перекрестные рифмы (АВАВ) в две смежные (ААВВ), а прежде всего он сохранил александрийский стих, используя двойные семисложники. Если посмотреть на оставшуюся часть перевода, можно заметить, что во втором четверостишии Бонфантини верно сохраняет чередование ABBA, хотя и прибегая при этом скорее к ассонансу, нежели к рифме, и передает две последние терцины (AAA, СВС) как ААВ, CDC, позволяя себе такую вольность, которой, пожалуй, можно было бы избежать.

Таким образом, переводчик решил, что, независимо от содержания французского текста, основное воздействие, или главная цель, которую надлежало преследовать, была поэтической. Переводчику важно было прежде всего сохранить метрику и рифму, даже в ущерб верности букве.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Борис Слуцкий: воспоминания современников
Борис Слуцкий: воспоминания современников

Книга о выдающемся поэте Борисе Абрамовиче Слуцком включает воспоминания людей, близко знавших Слуцкого и высоко ценивших его творчество. Среди авторов воспоминаний известные писатели и поэты, соученики по школе и сокурсники по двум институтам, в которых одновременно учился Слуцкий перед войной.О Борисе Слуцком пишут люди различные по своим литературным пристрастиям. Их воспоминания рисуют читателю портрет Слуцкого солдата, художника, доброго и отзывчивого человека, ранимого и отважного, смелого не только в бою, но и в отстаивании права говорить правду, не всегда лицеприятную — но всегда правду.Для широкого круга читателей.Второе издание

Алексей Симонов , Владимир Огнев , Дмитрий Сухарев , Олег Хлебников , Татьяна Бек

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Поэзия / Языкознание / Стихи и поэзия / Образование и наука
История русской литературы XX века. Том I. 1890-е годы – 1953 год
История русской литературы XX века. Том I. 1890-е годы – 1953 год

Русская литература XX века с её выдающимися художественными достижениями рассматривается автором как часть великой русской культуры, запечатлевшей неповторимый природный язык и многогранный русский национальный характер. XX век – продолжатель тысячелетних исторических и литературных традиций XIX столетия (в книге помещены литературные портреты Л. Н. Толстого, А. П. Чехова, В. Г. Короленко), он же – свидетель глубоких перемен в обществе и литературе, о чём одним из первых заявил яркий публицист А. С. Суворин в своей газете «Новое время», а следом за ним – Д. Мережковский. На рубеже веков всё большую роль в России начинает играть финансовый капитал банкиров (Рафалович, Гинцбург, Поляков и др.), возникают издательства и газеты («Речь», «Русские ведомости», «Биржевые ведомости», «День», «Россия»), хозяевами которых были банки и крупные предприятия. Во множестве появляются авторы, «чуждые коренной русской жизни, её духа, её формы, её юмора, совершенно непонятного для них, и видящие в русском человеке ни больше ни меньше, как скучного инородца» (А. П. Чехов), выпускающие чаще всего работы «штемпелёванной культуры», а также «только то, что угодно королям литературной биржи…» (А. Белый). В литературных кругах завязывается обоюдоострая полемика, нашедшая отражение на страницах настоящего издания, свою позицию чётко обозначают А. М. Горький, И. А. Бунин, А. И. Куприн и др.XX век открыл много новых имён. В книге представлены литературные портреты М. Меньшикова, В. Розанова, Н. Гумилёва, В. Брюсова, В. Хлебникова, С. Есенина, А. Блока, А. Белого, В. Маяковского, М. Горького, А. Куприна, Н. Островского, О. Мандельштама, Н. Клюева, С. Клычкова, П. Васильева, И. Бабеля, М. Булгакова, М. Цветаевой, А. Толстого, И. Шмелёва, И. Бунина, А. Ремизова, других выдающихся писателей, а также обзоры литературы 10, 20, 30, 40-х годов.

Виктор Васильевич Петелин

Культурология / История / Учебники и пособия / Языкознание / Образование и наука