Читаем Сказать почти то же самое. Опыты о переводе полностью

Вторая возможность, то есть переход от личного чувства к общезначимому правилу, порождает еще две возможности: или же можно изобрести «рациональный» язык, выражающий все объекты, все действия, состояния духа, отвлеченные понятия, которыми должна пользоваться всякая культура, чтобы описывать мир (и таким замыслом вдохновлялось немало попыток, предпринятых в XVII в.), или же нужно добраться до выявления «языка мышления», коренящегося конечно же в универсальном функционировании человеческого разума, термины и высказывания которого можно выразить на некоем формализованном языке. На деле две эти версии равнозначны, поскольку даже для выявления предполагаемого языка мышления нужно так или иначе установить его грамматику. И покуда мы не сможем шаг за шагом регистрировать все, что происходит у нас в мозгу или в уме, этот язык мышления тоже будет гипотетическим конструктом, вдохновленным некими критериями рациональности, которые дает, например, формальная логика.

Последнюю альтернативу более или менее благосклонно рассматривают многие ученые, занимающиеся машинным переводом. Должно найтись некое tertium comparationis, позволяющее выражению на языке Альфа перейти в таковое на языке Бета; при этом решают, что оба эти выражения оказываются равнозначны выражению на некоем метаязыке Гамма, не зависящем от того, как оно формулируется на различных естественных языках. Так, три выражения: piove, il pleut и it’s raining обладают одним и тем же пропозициональным содержанием («идет дождь»), выражаемым на языке Гамма: скажем, abc. Именно это и дает нам возможность переводить высказывание, сделанное по-итальянски, на французский или английский, не опасаясь слишком отдалиться от смысла исходного дискурса.

Но возьмем, например, высказывание поэтическое, хотя бы вот этот стих Верлена: il pleure dans топ coeur comme il pleut sur la ville[271]*. Переводя его слово за слово согласно критерию синонимии, чтобы пропозициональное содержание оставалось неизменным, мы получим: «плачет в моем сердце, как дождит на город» (piange nel mio caore come piove sulla citt`a). Разумется, с точки зрения поэтической эти два высказывания нельзя считать равнозначными.

Достаточно вспомнить знаменитый пример Якобсона (Jakobson 1960): лозунг I like Ike («Мне нравится Айк», англ.). Конечно, с точки зрения пропозиционального равенства это можно перевести как Io ато Ike (ит.), J’aime bien Ike (фр.) и даже пересказать: I appreciate Eisenhower («Я высоко ценю Эйзенхауэра», англ.). Но никто не скажет, что речь идет о подходящих переводах оригинала, сила которого крылась в звуковых перекличках, в рифме и (как напоминал Якобсон) в парономасии{ 199}.

Поэтому понятие неизменного пропозиционального содержания приложимо лишь к очень простым высказываниям, которые выражают состояния мира и не являются, с одной стороны, двусмысленными, а с другой – ауторефлексивными, то есть сформулированными с целью привлечь внимание не только к их значению (сигнификату), но и к их означивающему (сигнификанту): таковы, например, звуковая и просодическая стороны.

Но даже если мы согласимся с тем, что для простейших высказываний с денотативной функцией перевод возможен, нельзя будет избежать классического возражения, построенного на понятии «Третьего Лица». Чтобы перевести текст А на языке Альфа и получить текст В на языке Бета (и чтобы сказать, что В представляет собою верный перевод А и ему равнозначен), нам придется обратиться к некоему метаязыку Гамма и таким образом решить, в каком смысле А эквивалентен по значению тексту Г на языке Гамма. Но, чтобы сделать это, потребуется новый метаметаязык Дельта, чтобы А был равнозначен Д на языке Дельта, а затем – метаметаметаязык Ипсилон, и так до бесконечности.

Рис. 9

Перейти на страницу:

Похожие книги

История русской литературы XX века. Том I. 1890-е годы – 1953 год
История русской литературы XX века. Том I. 1890-е годы – 1953 год

Русская литература XX века с её выдающимися художественными достижениями рассматривается автором как часть великой русской культуры, запечатлевшей неповторимый природный язык и многогранный русский национальный характер. XX век – продолжатель тысячелетних исторических и литературных традиций XIX столетия (в книге помещены литературные портреты Л. Н. Толстого, А. П. Чехова, В. Г. Короленко), он же – свидетель глубоких перемен в обществе и литературе, о чём одним из первых заявил яркий публицист А. С. Суворин в своей газете «Новое время», а следом за ним – Д. Мережковский. На рубеже веков всё большую роль в России начинает играть финансовый капитал банкиров (Рафалович, Гинцбург, Поляков и др.), возникают издательства и газеты («Речь», «Русские ведомости», «Биржевые ведомости», «День», «Россия»), хозяевами которых были банки и крупные предприятия. Во множестве появляются авторы, «чуждые коренной русской жизни, её духа, её формы, её юмора, совершенно непонятного для них, и видящие в русском человеке ни больше ни меньше, как скучного инородца» (А. П. Чехов), выпускающие чаще всего работы «штемпелёванной культуры», а также «только то, что угодно королям литературной биржи…» (А. Белый). В литературных кругах завязывается обоюдоострая полемика, нашедшая отражение на страницах настоящего издания, свою позицию чётко обозначают А. М. Горький, И. А. Бунин, А. И. Куприн и др.XX век открыл много новых имён. В книге представлены литературные портреты М. Меньшикова, В. Розанова, Н. Гумилёва, В. Брюсова, В. Хлебникова, С. Есенина, А. Блока, А. Белого, В. Маяковского, М. Горького, А. Куприна, Н. Островского, О. Мандельштама, Н. Клюева, С. Клычкова, П. Васильева, И. Бабеля, М. Булгакова, М. Цветаевой, А. Толстого, И. Шмелёва, И. Бунина, А. Ремизова, других выдающихся писателей, а также обзоры литературы 10, 20, 30, 40-х годов.

Виктор Васильевич Петелин

Культурология / История / Учебники и пособия / Языкознание / Образование и наука
Борис Слуцкий: воспоминания современников
Борис Слуцкий: воспоминания современников

Книга о выдающемся поэте Борисе Абрамовиче Слуцком включает воспоминания людей, близко знавших Слуцкого и высоко ценивших его творчество. Среди авторов воспоминаний известные писатели и поэты, соученики по школе и сокурсники по двум институтам, в которых одновременно учился Слуцкий перед войной.О Борисе Слуцком пишут люди различные по своим литературным пристрастиям. Их воспоминания рисуют читателю портрет Слуцкого солдата, художника, доброго и отзывчивого человека, ранимого и отважного, смелого не только в бою, но и в отстаивании права говорить правду, не всегда лицеприятную — но всегда правду.Для широкого круга читателей.Второе издание

Алексей Симонов , Владимир Огнев , Дмитрий Сухарев , Олег Хлебников , Татьяна Бек

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Поэзия / Языкознание / Стихи и поэзия / Образование и наука