Сказать почти то же самое

Как отмечает Кребер, вполне очевидно, что, когда начинаешь добавлять что-либо в оригинальный текст, всегда есть опасность переборщить. Так, переводя эпизод сна Адсона (о котором я говорил в главе 5), Кребер уловил не только цитаты из «Киприановой вечери» и отсылки к различным эпизодам из истории культуры и литературы, но даже (по его словам) мои личные литературные воспоминания. Поэтому, чтобы играть в эту игру по навязанным мною правилам, он решился вставить и кое-что свое: например, смутную реминисценцию из романа Томаса Манна «Иосиф и его братья» или еще более смутную цитату из Брехта. Если учесть, что (пусть и не в этой главе, так в другой) я вложил в уста Вильгельма цитату из Витгенштейна{♦ 97}, должным образом переведя ее на средневерхненемецкий, тогда я не вижу никаких причин, по которым нельзя было бы включить в число различных намеков, обращенных к осведомленному читателю, также игру с Брехтом. Рассказывая об этом своем опыте, Кребер, кажется, извиняется за эту свою «belle infidèle» («неверную красотку»){♦ 98}, но в свете всего сказанного выше о необходимости воспроизводить воздействие, которое должен был оказать текст, выходя при этом за пределы буквализма, я полагаю, что Кребер придерживался далеко не поверхностной концепции верности.

7.6. Модернизировать и архаизировать

Имея в виду оппозицию модернизация / архаизация, посмотрим на разные переводы библейской книги, озаглавленной «Экклесиаст». В оригинале она называется «Когелет», и толкователи не пришли к единому мнению о значении этого слова. «Когелет» может быть именем собственным, но это слово отсылает к этимону кагал, означающему «собрание». Так что «Когелет» может быть тем, кто проповедует в собрании верующих. Поскольку по-гречески собрание называется экклесия, «Экклесиаст» оказывается недурным переводом. Посмотрим теперь, как разные переводчики либо пытаются сделать эту фигуру доступной для адресатов текста, либо стремятся подвести их к пониманию еврейского мира, в котором вещал Экклесиаст.

Verba Ecclesiastae, filii David, regis Jerusalem.
Vanitas vanitatum, dixit Ecclesiastes. Vanitas
vanitatum et omnia vanitas.
Quid habet amplius homo de universo labore suo,
quo laborat sub sole?
Generatio praeterit, et generatio advenit; terra autem
in aeternum stat.
Oritur sol, et occidit, et ad locum suum revertitur:
ibique renascens. (Vulgata[148]^*)

[Слова Экклесиаста, сына Давидова, царя
            в Иерусалиме.
Суета сует, сказал Экклесиаст, суета сует, —
            все суета!
Что пользы человеку от всех трудов его,
            которыми трудится он под солнцем?
Род проходит, и род приходит, а земля пребывает
во веки.
Восходит солнце, и заходит солнце, и спешит
            к месту своему, где оно восходит.]
            («Синодальный» перевод)
The words of the Preacher, the son of David,
            king in Jerusalem.
Vanity of vanities, saith the Preacher, vanity
            of vanities; all is vanity.
What profit hath a man of all his labour which he
taketh under the sun?
One generation passeth away, and another
generation cometh:
but the earth abideth for ever.
The sun also ariseth, and the sun goeth down,
            and hasteth
to his place where he arose. (King James Version)[149]^*

[† Слова Проповедника, сына Давида,

            царя в Иерусалиме.

Суета сует, речет Проповедник, суета сует; все суета.

Какая польза человеку от всех трудов его,

что несет он под солнцем?

Одно поколение преходит, другое поколение

приходит, но земля пребывает вовек.

И солнце так же восходит, и солнце заходит

            и спешит к месту своему, где оно взошло.

            (англ., «Библия короля Иакова»)]