Что нужно было бы делать переводчику в том странном случае, если бы ему предстояло переводить «Дон Кихота» Менара на какой-нибудь другой язык? Парадокс за парадокс: ему нужно было бы определить, какой из переводов романа Сервантеса на его родной язык является самым известным, и скопировать его буква в букву.
Таким образом, практика перевода дает хороший пробный камень, позволяющий опознать присутствие в тексте интертекстуальной отсылки: она налицо, когда переводчик чувствует себя обязанным внятно передать на своем языке источник оригинального текста.
Вспомним, что́ произошло, когда Диоталлеви сделал замечание об изгороди из стихотворения Леопарди. Переводчикам пришлось отождествить интертекстуальную цитату и принять решение о том, как сделать ее очевидной для своих читателей (в этом случае даже меняя источник цитаты). Иначе интертекстуальная отсылка пропала бы. Но эта задача не имеет отношения к переводчикам Федра, которые должны попросту перевести эту историю (пусть даже буквально), а дальше будет зависеть от читателя, уловит он ее моральный смысл или не уловит.
9.1. Подсказать интертекст переводчику
Как автор романов, вовсю ведущих интертекстуальную перекличку, я всегда был рад, если читатель ухватит намек, подмигивание. Но даже если не обращаться к фигуре эмпирического читателя, всякий, кто уловил, скажем, в «Острове накануне» намеки на «Таинственный остров» Жюля Верна (например, задаваемый в начале вопрос: остров это или материк?), должен желать, чтобы и другие читатели тоже уловили в тексте это подмигивание. Здесь проблема переводчика такова: понять, что за вопросом «остров или материк?» кроется аллюзия на краткое изложение содержания, предваряющее 9-ю главу «Таинственного острова»; поэтому нужно дословно процитировать перевод Верна на язык переводчика. Что же до читателя, который не улавливает этой отсылки, то он будет вполне удовлетворен, узнав, что потерпевший кораблекрушение попросту задается столь драматическим вопросом.
Однако нужно, насколько возможно, осведомить своих переводчиков о таких аллюзиях, которые по той или иной причине могут ускользнуть от их внимания, и поэтому обычно я шлю им многостраничные примечания, проясняющие различные отсылки. Мало того, когда могу, я предлагаю им даже способ, благодаря которому эти отсылки могут стать внятными на их языке. Этот вопрос оказался особенно острым для такого романа, как «Маятник Фуко», где проблема интертекстуальной отсылки предстает в квадрате, поскольку не только я, как автор, прибегаю к скрытым цитатам, но то же самое постоянно делают с намерениями явно ироническими, и притом более откровенно, три персонажа: Бельбо, Казобон и Диоталлеви.
Например, в главе 11 один из файлов, написанных на компьютере Якопо Бельбо (который создает воображаемые миры, во многом интертекстуальные, чтобы преодолеть свой комплекс редактора, способного видеть жизнь, как и Диоталлеви, только через призму литературы), посвящен персонажу, который по-итальянски называется «Конопляный Джим»{♦ 122}. На его долю выпадает целый коллаж из стереотипных приключений (где вольно перетасовываются названия мест в Полинезии, в Зондском архипелаге и в других краях мира, куда литература помещала страсть и смерть под пальмами). В инструкции переводчикам говорилось, что Конопляный Джим должен носить имя, отсылающее к южным морям и прочим литературным раям (или адам), но это еще не значит, что итальянское имя можно перевести буквально: так, мне кажется, что по-английски «Конопляный Джим»
И вот по-французски Джим стал «Папайевым Джимом»