Сказать почти то же самое

В данном случае переработка предстает актом верности: я считаю, что перевод Лосано производит в точности то же впечатление, произвести которое стремился оригинал. Правда, искушенный читатель мог бы отметить, что отсылки делаются к испанской поэзии, а не к итальянской. Но, с одной стороны, события разворачиваются в период испанского господства в той части Италии, где они разворачиваются; с другой стороны, переводчица замечает, что «материал использовался с тем условием, чтобы он был мало знаком». Наконец, Лосано тоже пользуется техникой коллажа. Поэтому испанским читателям трудно было точно отождествить источники: их скорее подводили к тому, чтобы «вдыхать» некую атмосферу. А именно этого я и хотел добиться по-итальянски.

* * *

Самым интересным случаем частичной переработки, а для меня и самым удивительным, стал перевод первой главы моего «Баудолино». Там я изобрел некий псевдопьемонтский язык, на котором писал почти неграмотный парнишка, живший в XII в., то есть в эпоху, от которой у нас нет документов на итальянском языке – по крайней мере, из той местности.

Филологических намерений у меня не было – хотя, написав этот текст почти в один присест, прислушиваясь к некоторым отголоскам моего детства и к отдельным диалектным выражениям тех мест, где я родился, до этого я по меньшей мере три года рылся во всех, каких только мог, исторических и этимологических словарях, чтобы избежать, по крайней мере, бросающихся в глаза анахронизмов, и сразу заметил, что у некоторых непристойных диалектных выражений, использующихся и по сей день, корни лангобардские, и потому я мог предположить, что они тем или иным образом перешли в неопределенный паданский диалект той эпохи. Разумеется, я уведомил переводчиков о том, что им надлежит воссоздать некую аналогичную лингвистическую ситуацию, но при этом мне было ясно, что проблема будет меняться от одной страны к другой. В ту же самую эпоху в Англии говорили на Middle English (среднеанглийском), который был бы, однако, непонятен нашему англоязычному современнику, во Франции уже была поэзия на языке «ок» и языке «ойль», в Испании уже был создан «Сид»…{♦ 64}

Жаль, что здесь невозможно процитировать все переводы, чтобы стало видно, как каждый переводчик попытался приспособить этот несуществующий язык к гению собственного языка и к каким разнообразным последствиям это привело. Ограничусь лишь несколькими примерами.

Баудолино боится, как бы в канцелярии императора не заметили, что он «стянул» основательный труд епископа Оттона и соскреб с него текст, чтобы написать поверх него свои смутные воспоминания; но затем он утешается, подумав о том, что здесь никто ничего не заметит, и даже отваживается на непристойное выражение, которое потом вычеркивает и заменяет другим диалектным выражением. Нужно заметить, что вычеркнутое выражение – типично пьемонтское, тогда как заменяющее его – скорее ломбардское (но я исходил из предположения, что Баудолино беспорядочно усвоил разные паданские диалекты):

ma forse non li importa a nessuno in chanceleria scrivono tutto anca quando non serve et ki li trova (questi folii) si li infila nel büs del kü non se ne fa negott.

[но может им не надо ничего никому в канцелярии пишут себе что попало что надо и не надо зачем искать пергамены да хотели они ими подтерс да видали они их в гробу[112]^*.]

Наиболее точно поставила перед собой филологические задачи Элена Лосано, решившая передать мой текст на некоем вымышленном испанском, напоминающем «Песнь о моем Сиде» и «Заморские деянья»{♦ 65}, – а последний текст изобилует иноязычными выражениями. Однако в этом отрывке переводчица ставит перед собой еще одну задачу: в известной мере сохранить звучание оригинала, не пытаясь любой ценой передать его на средневековом испанском. Поэтому в вычеркнутом выражении она почти сохраняет оригинальное звучание, попросту архаизировав вульгарное слово ojete («задний проход») и усилив его обрубком слова kulo («зад»), чтобы «предоставить читателю свободу решать, идет ли речь о двойной цензуре… или же о фонетическом усечении слова, столь обычном в разговорном языке». Итак:

Pero quiçab non le importa a nadie en chancellería eschrivont tot incluso quando non sirve et kien los encuentra [isti folii] sc los mete cn cl ollctc del ku non se faz negotium. (Lozano)