Сказатели

Память почему-то не сохранила, как именно он объяснил Изе, что такое рисунок и для чего он нужен. Но Олег на всю жизнь запомнил, с каким торжественным выражением лица она слушала его: так, будто узнала самую большую на свете тайну, которую не выдала бы ни при каких обстоятельствах.

Через неделю он тайком принес ей маленькую детскую книжку с картинками. Десяток растрепанных страничек со стишками для самых маленьких. И на каждую страничку пришлось с десяток изумленно-просящих «скажи…». И он говорил, говорил…

Это стало ритуалом: каждый вечер Олег укладывал детей спать сам. Руководство разрешило, убедившись в том, что четверо из шести детей реагируют на присутствие врача улучшением результатов занятий и медицинских тестов. Олег тихо гнул свою линию, в докладах делая упор на результаты человеческого отношения к детям. Именно тепла и общения. Про конфеты и книжку с картинками он молчал.

И, к сожалению, из всей шестерки лишь Изу в конфетах интересовали фантики. Антон, Галя и Костя видели только сладкое и ласку, Юрка смотрел на Олега волчонком, а Максим так и оставался безучастным и замкнутым. Иногда Олегу казалось, что у маленького Макса в голове нет ничего, кроме кнопки, сигнал от которой включал в ребенке способность к копированию предмета с картинки или муляжа.

В середине лета Олег впервые рассказал Изе перед сном сказку. Самую простую – про Курочку Рябу. Впечатлений и просьб, заключенных в волшебном слове «скажи», хватило на неделю.

– Не уходи.

– Иза, пора спать. Я вернусь завтра. Ты же знаешь.

– Не уходи. Скажи еще.

Присел на край жесткой кровати, поправил одеяло. Улыбнулся звездам, сияющим в ее глазах.

– Я скажу завтра. Сейчас нельзя. Если я задержусь дольше, меня могут больше не пустить к тебе.

– Есть только из тарелки…

– Да, моя хорошая.

– Олег… Ты – это хорошо. Ты гладишь по голове, улыбаешься и сказываешь сказки. Будь всегда.

Усмехнулся грустно. Аккуратно расплел тоненькие черные косички.

– Увы, это не все, что нужно для счастья, Иза. Все. Баиньки, моя девочка. Спи.

К пятнадцати годам их осталось четверо. Юрку забрали психиатры: мальчик вел себя как забитый зверек, пытался спрятаться при любом удобном случае и впадал в истерику при обращении к нему. Максим тихо угас от пневмонии ранней весной. Оставшиеся держались тихой стайкой.

Поздними вечерами, когда все расходились из «детинца», Олег учил Изу читать. Давалось сложно: трудно было объяснить, что такое буквы и почему слова не нарисованы картинками – ведь картинки гораздо интереснее. Некоторые буквы ей откровенно не нравились: «ш», «щ» и «ц» она называла не иначе как «вилки» и друг от друга не отличала весьма долгое время, буква «ж» ее чем-то необъяснимо пугала. Смысл твердого и мягкого знаков Олег так и не смог объяснить. В общем, процесс обучения давался с трудом.

– Иза – вот, – показывала она на себя пальчиком. – А эти буковы – не Иза! Можно сказать словами, зачем буковами, Олег?

– А как ты будешь сказки читать?

– Я буду их сказывать. Как ты. Ты же сказатель…

С великим и могучим русским языком тоже были проблемы. Иза оказалась невероятно изобретательной на слова. Сказатель – потому что сказал, рассказывал сказки. Буковы, а не буквы – потому что «буковы» вкуснее говорить. С кровати утром она сногивалась – вставала на ноги, следы на снегу звала тем-ножками, подоконник – локотником. Олег пытался «выправлять» слова, но Иза со своими неологизмами была настолько изобретательна и упорна, что он махнул на это дело рукой.

Дети росли. Олег с любопытством и тревогой наблюдал за тем, как они менялись. Даже сквозь беспрекословное послушание отчетливо проступали черты характера. Не было ничего проще, чем рассмешить пухленькую светловолосую Галю, и труднее, чем оторвать Антона от созерцания неба на прогулках – разве что резким окриком воспитателя. Никакие наказания не выбивали слез из спокойного, ясноглазого Кости, дававшего на занятиях самые хорошие результаты. Тихая Иза всегда стремилась пожалеть наказанных и больше других была подвержена перепадам настроения. Странно, но во всем НИИ никто не воспринимал их как детей. Никто, кроме Олега.

– Как ты вообще можешь проводить с ними столько времени? – удивлялся Виталий – один из офицеров, проводивший с детьми занятия-тренировки. – Они же тупее овец. И опаснее психов. С ними невозможно общаться. Я не удивлюсь, если по итогам эксперимента этой осенью проект закроют. И так денег выделяют все меньше и меньше. С нас требуют настоящих результатов, а они настолько тупы, что не могут ничего, кроме копирования предметов. На нужное расстояние переместить их не могут – хорошо хоть в нужном направлении перемещают. И то частенько хрень всякую материализуют. Лупи – не лупи… Бестолковщина.

– Кормить надо досыта – тогда они будут думать о том, что вам от них надо, а не о том, чего им в данный момент больше всего хочется, – мрачно ответил тогда Олег.

– Может, еще усыновишь их, а? Или женишься на одной из овечек годика через два?..