Скажи, что любишь (СИ)

Но у судьбы на этот счет оказалось свое мнение, причем радикально отличающееся от моих наивных фантазий.

В день выписки я проснулась с температурой выше тридцати девяти, жуткой головной болью и не дышащим носом, и внезапным осложнением на почки. С боку на бок без слез не могла перевернуться

— Ни о какой выписке и речи быть не может. — строго поставила перед фактом Ирина Михайловна.

Но это еще было не самое страшное. Основная жуть заключалась в том, что из-за температуры и плохого самочувствия, мне перестали приносить Ксюшу.

— Ты же не хочешь подвергать недельного малыша опасности?

Конечно, я не хотела, но сердце было не на месте. Как там она? Одна… Кормят ли, чистая ли? Конечно, ее и кормили, и мыли, и ухаживали, но все равно жутко было. Особенно когда сообщили, что не только я с такими симптомами, а еще несколько пациентов, поэтому будет объявлен карантин. Никаких посещений, никаких контактов.

— Если есть возможность, пусть ребенка заберут, — такой совет дала врач, во время одного из обходов, — всех новорожденных отправляем по домам, для их же безопасности.

Вот такая вот хреновая выписка. Я застряла на неопределенный срок, а ее надо было срочно вывозить из этого рассадника.

В груди так больно, так страшно что сердце вот-вот разорвется, и других вариантов нет, кроме как звонить бывшему мужу.

— Кирилл, у нас карантин, — шмыгая носом, сиплю в трубку, — тебе придется забрать Ксюшу. Она может заболеть. И тогда…тогда…

Дурацкие гормоны бомбят, делая меня плаксивой, мнительной истеричкой. Несмотря на заверения врача, что все под контролем, я воспринимаю эту ситуацию, как чудовищную катастрофу. Просто конец света, без единого шанса на счастливый исход.

— Заберу, — без колебаний соглашается Смолин.

— Я тебе пришлю телефон хорошей няни для младенцев. С круглосуточным пребыванием, — тараторю в трубку, боясь тишины, — карантин на неделю. Пусть она эти семь дней не отходит от Ксюши. Смотрит в оба. А ты контролируй, проверяй, что она делает. Если вдруг…

Я продолжаю судорожно набирать, что Смолин должен делать в экстренных ситуациях, какую смесь лучше купить, какие памперсы.

— Так! Стоп. Стоп! — он прерывает мой поток сознания. — тихо! Все. Выдыхай.

— Смеешься? Какое выдыхай. Меня сейчас наизнанку вывернет.

— Заворачивай обратно. Никаких изнанок, — голос в трубке совершенно ровный и уверенный. Впрочем, как и всегда, — скидывай номер няни. Я все сделаю.

— Ксюшу когда заберешь?

— Уже собираюсь.

Решив вопрос с ребенком, я обессиленно отваливаюсь на подушки и пытаюсь убедить себя в том, что все будет хорошо.

Смолин не посторонний человек. Пусть характер у него вообще не сахарный, но я знаю, что он не сделает ничего из того, что может навредить малышу. Все должно быть хорошо, но блин, как же страшно.

Самочувствие еще это хреновское. И температура, и кашель, и песок из почек идет. Все один к одному. Не повернуться лишний раз, не чихнуть. В голове туман.

Несмотря на требование врачей оставаться в койке, я все-таки выползаю из-под одеяла и ковыляю к окну, как раз в тот момент, чтобы увидеть, как Смолин с ребенком садится в машину. И тут же слезы из глаз, страшно, что увезет и не отдаст детку.

— Дура, — шмыгаю носом. Перечитала всяких ужасов, где у матерей отнимают детей, теперь сама себя извожу на пустом месте.

Чтобы между мной и Кириллом не происходило, я знаю, что он не такой.

— А ну-ка марш в постель! — Ирина Михайловна ловит меня с поличным, — еще и босиком! Сильнее разболеться хочешь?

Я возвращаюсь в койку, бездарно шмыгая носом.

— Слезы отставить. Все хорошо. Мы тебя на ноги мигом поставим, а ребенку будет лучше за пределами карантинной зоны.

— Знаю. Просто грустно.

— Грустно ей, — фыркает врач, — радоваться надо, что отец забрал ее без вопросов. Знаешь, сколько папаш, которые скорее в бега пустятся, чем взвалят на себя грудничка? То-то же! Так что возьми себя в руки и настраивайся на хорошее. Так организм быстрее пойдет на поправку.

— Вы правы, — надсадно улыбаюсь, мысленно обещая себе поправиться как можно скорее.

Уже из дома Смолин отчитывается, что все хорошо. Что няня приехала и занимается ребенком. Он работает из дома, и в течение дня он несколько раз присылает фотоотчеты. И когда я вижу Кнопку на фотографиях, такую маленькую и беззащитную, у меня сердце заходится и слезы подкатывают к глазам.

Эти слезы – просто катастрофа какая-то. Я в жизни столько не ревела, как за эти дни.

Однако, что такое настоящая катастрофа, я узнала ближе к вечеру, когда уже стемнело. Мне позвонил Кирилл и надломленным, совсем не похожим на его обычный, голосом сообщил:

— У няни какие-то проблемы дома. Она вынуждена была уехать.

— Как Ксюша?

— Спит. Я с ней. Вдвоем, — если Смолина и можно было чем-то испугать, то как раз вот этим, — и я понятия не имею, что буду делать, когда она проснется.

***

Все, болеть некогда. Несмотря на температуру, хреновое самочувствие и капельницу, которую мне поставила заботливая медсестра, я вишу на телефоне, пытаясь найти няньку.

Смолин тоже висит.

Только толку ноль.