Скажи, что любишь (СИ)

Вскакиваю и, как есть, в короткой ночной сорочке, бегу по квартире. На ходу пытаюсь вспомнить номер полиции, МЧС, прокуратуры, приемной президента.

Куда бежать? Кому звонить?

Однако мой панический забег заканчивается, стоит только добраться до гостиной.

Там приглушенно светит ночник. Однако его света достаточно, чтобы рассмотреть Смолина, лежащего на диване. Он не спит, в руке у него мобильник, а на груди – сладко посапывающая Ксюша.

Я привыкла жить одна, и что рядом нет надежного плеча, на которое можно положиться, поэтому попросту забыла про Кирилла. Эта информация напрочь вылетела из головы, под натиском шквала дурных мыслей.

От накатившего облегчения, меня аж ведет в сторону. Я хватаюсь за косяк, приваливаюсь к нему щекой и, не в силах сказать ни слова, смотрю на эту парочку.

Наконец, Кирилл меня замечает, вытаскивает наушники и шепотом спрашивает:

— Ты чего вскочила?

— Проснулась, а ее нет, — сиплю я, — испугалась.

Он подтягивает чуть выше край одеяла, чтобы прикрыть детское плечико.

— Она кряхтеть начала, я ее забрал.

Кажется, его совершенно не напрягает вот так, посреди ночи лежать с детенышем на руках. Я же едва дышу:

— Все в порядке?

— У нас все хорошо. Иди спать.

— Но…

— Сами справимся. Иди.

И я ухожу. Чувствуя смятение, смущение и еще целый ворох странных эмоций, я плетусь в комнату и забираюсь с головой под одеяло.

Глава 16

Светлана

Постепенно все налаживается.

Я привыкаю к тому, что не одна, что периодически белье мокнет от молока, и ночи отныне не для того, чтобы безмятежно спать, а чтобы ухаживать за маленькой кнопкой. В памперс я теперь могу запаковать ее не глядя, по комнате запросто передвигаюсь в темноте, и слух у меня становится как у птицы. Малейшее кряхтение и я как штык – ничего не соображаю, но уже готова действовать.

Еще я привыкаю к тому, что Смолин поблизости.

Я не могу понять, ему медом что ли у нас намазано? Каждый день после работы он тащится к нам, будто это норма. А выпроводить или отказать ему – язык не поворачивается. Потому что он не мешает, потому что с ним спокойнее. Да смущаюсь, да сердце не на месте, но в то же время, когда вижу сытую довольную Ксюху у него на руках, ощущение такое, будто правильнее этого ничего нет и быть не может.

Он не давит, ничего не требует, не ставит условия, как это было раньше. Смолин вообще изменился. Нет, он не стал сладким пирожком и рубахой-парнем, но мужчина, который сейчас помогал с ребенком, и тот тип, за которым я когда-то была замужем – это два разных человека. С одним было холодно и страшно, с вторым – спокойно и надежно. От одного непрестанно ждала подвоха и новых испытаний, а второй дарил уверенность, что случись что – не даст упасть.

Две недели нам удается держать родственников на расстоянии. И хотя Нина Ивановна, вернувшаяся со спа-курорта с новыми силами и сияющей кожей, рвется в бой, я прошу Смолина придержать ее. Она неплохая, но слишком деятельная, а у меня в последнее время плохо с терпением, и уж точно нет потребности в советах и попытках со стороны навязать мне как «надо» и «правильно». Не хочу ругаться, поэтому проще держаться на расстоянии, присылая кружочки в мессенджерах.

Старший Смолин тоже рвется увидеть внучку.

Мой наоборот морозится. Звонит, скупо спрашивая, как у нас дела, не нужна ли материальная помощь. На самом деле он ждет, что я упаду на колени, начну извиняться за все, что можно и нельзя, и буду слезно умолять его придти в гости. Чтобы он как царь, снисходительно ответил «может быть, если появится свободное время»

До него никак не дойдет, что упрашивать я никого не собираюсь. Да и извиняться мне не за что.

Но после двух недель, приходится все-таки устроить день открытых дверей.

— Выбирай, когда тебе удобно, — говорит Смолин, — я организую. Привезу, увезу и все остальное.

— Мне все равно, — я жму плечами. Бесконечно прятаться не удастся, пора знакомить Кроху с родственниками, — ты, главное, сам приходи, а то я с ума с ними сойду.

Говорю и тут же замолкаю, запоздало сообразив, как это прозвучало. Я только, что добровольно призналась, что мне без него тяжело.

Смолин моментально ловит меня на прицел светло-голубых глаз, а у меня пульс обрывается и в горле становится сухо, как в пустыне.

— Если неудобно – я пойму, — иду на попятный, не зная, куда прятаться от пронизывающего взгляда, — как-нибудь сама…

— Я приду.

На этом разговор заканчивается, но я точно знаю, что он сдержит слово.

Гости приходят в четверг. Специально выбираю день в середине недели, чтобы избежать затяжных посиделок. Ребенок маленький, нечего тут вокруг него бациллы всякие разбрасывать.

Первыми приходят Смолинские родители – с огромными коробками и пакетами, а спустя десять минут появляется мой отец. Без пакетов и коробок, но с лаконичным конвертом, в котором хрустят купюры:

— Мне некогда по магазинам бегать. Сама купишь, что надо, — произносит с таким видом, будто как минимум соболиные меха с царского плеча пожаловал.