Скажи, что ты видишь (СИ)

— Что вы хотите услышать?! — так непривычно для себя восклицает громче обычного девушка.

— Скажите это.

У нее в грудной клетке вместо темноты пульсирует жар. Жар окрашивает ее щеки, согревает ей руки, обжигает уши. Сердце громко ухает в глотке. Гермиона хмурит брови, сопротивляясь словам, рвущимся наружу, но, стоит Северусу поймать ее взгляд, как вся ледяная стена, которую она так старательно и долго возводила в душе, трещит по швам.

— Я не могу! — глядя ему в глаза, кричит она. — Я признаюсь! Я не могу, я не справляюсь!

Она сделала следующий шаг: она приняла это, призналась самой себе. Гермиона не справлялась. Она злится, она кричит, и это хороший знак. Северус делает к ней еще шаг вперед.

Ему бы только объяснить ей, что во всем, что случилось, нет ее вины. Что это уже случилось, и это просто придется принять. Что люди — не боги, они не могут повернуть время вспять, изменить прошлое.

Вся наша жизнь — это двери. Каждый день мы открываем десятки дверей и однажды куда-то приходим. Это наш путь, наша жизнь, наша дорога. Мы сами хватаемся за ручки, открывая двери.

— Если бы мне выпал шанс вернуться в начало, я бы все равно ничего не стал менять. Потому что все равно судьба возьмет свое, и она заберет больше, если ей противиться. Такое случается с каждым.

— Что случается? — не понимает она.

— Жизнь, мисс Грейнджер.

Девушка меряет шагами комнату, гнев клокочет в ней. Она чувствует себя недостойной, глупой, слабой, беспомощной и бестолковой. Потеряла связи с друзьями, не получила работу в Министерстве, не получила полное образование, потеряла родителей по своей инициативе, а теперь не знает, как их вернуть.

И не может повторить банальный рецепт зелья из учебника шестого курса.

— Какое мне дело до жизни, Северус?! — гнев обжигает глотку. — Я бездарна, мне не даются зелья шестого курса! Да что со мной такое?!

Жар начинает жечь под веками, огромный комок поднимается откуда-то изнутри, поднимается все выше, давит в грудной клетке. Гермиона начинает дрожать.

— Что со мной, Северус?!

Ее голос срывается на крик, а его имя утопает в темном материале его мантии, потому что он прижимает ее к себе, прикасаясь губами к волосам и сжимая пальцами тонкую ткань ее пуловера, и шепчет то, что ей сейчас необходимо.

— Плачь, Грейнджер.

И с этими словами оно взрывается в ней.

Грудную клетку сдавливает, и Гермиона надрывно, глухо всхлипывает. Она сжимает веки с такой силой, что под ними взрываются искры, и на мгновение ей кажется, что она начинает задыхаться.

Гермиона не сразу понимает, что ее душат собственные рыдания. Она с болью вздыхает и с криком выдыхает в его грудь, сжимая пальцами ткань черного сюртука. А Северус обнимает ее, сжимает дрожащее тело в объятиях, уткнувшись носом в ее волосы, и дышит ею. Дышит большой жизнью, сосредоточенной в этом маленьком теле, которое было заковано в кандалы усопших эмоций.

Гермиона глушит рыдания на его груди, и с каждым последующим выдохом ей становится легче. Так сильно легче, что не передать словами. Слезы бегут по щекам и никак не могут остановиться. Кажется, что ее может заставить плакать все, что угодно.

Но это так прекрасно.

Испытывать грусть, чувствовать ее. Иметь возможность ее выплеснуть.

— Здесь десятки таких, как вы, мисс Грейнджер, — гладит он ее по мягким волосам. — Сломленных детей, которые не могут оправиться от войны. И это естественно. Естественно, что вы не можете контролировать ту боль, которая вас опустошила.

Северус на мгновение закрывает глаза, наслаждаясь теплом ее тела. Она впервые за долгое время такая теплая.

— Порой необходимо оказаться на волосок от смерти, чтобы снова начать любить жизнь.

Гермиона сильнее обнимает его, сжимая пальцами мантию. Этим жестом она просит прощения за то, что чуть не шагнула вниз. Северус понимает ее без слов.

— Не буквально, мисс Грейнджер, — почти нравоучительно произносит он, подражая строгому голосу. — Я не позволяю вам умирать, даже думать о таком не смейте.

Гермиона жмется носом к его груди и закрывает глаза. Она чувствует биение его сердца.

— Было бы проще, — почему-то произносит она.

Северус выпускает ее из объятий и берет ее лицо в свои ладони, вынуждая поднять взгляд. Ее заплаканные карие глаза — лучшее, что он видел здесь. В них столько жизни. Мерлин, сколько в этой девчонке жизни.

— Не было бы, мисс Грейнджер, — ее влажные ресницы так прекрасны, — и вы сами об этом знаете.

Гермиона чуть прикрывает глаза, утопая в ласке Северуса. Такой теплой, невесомой ласке. Она жмется к его ладони носом, едва касается губами большого пальца и снова поднимает взгляд.

— Как ты справился, Северус?

Она задает этот вопрос ему во второй раз. При иных обстоятельствах, иных взаимоотношениях. Гермиона находится в его руках, он находится в ее душе. Северус убирает прядь с ее лица и снова мягко берет ее лицо в ладони.

— Я не справлялся, — он говорит ей правду. — Я лишь начал жить с этим. Оно никуда не уйдет, но боль со временем станет тише. Будет порой выбираться наружу, но в этом ее суть. Вам ли теперь не знать, мисс Грейнджер.