— И мне нужны визитки, — сказала уже тише, серьезнее, — пойдём, обсудим.
Миша остался в зале очаровывать покупательниц, а мы с Сафроновыми прошли в подсобное помещение. Я быстро пересказала задумку, Лена тут же достала альбом и карандаш, начав продумывать дизайн, а Сеня ухмыльнулся:
— Разумно. Возьму пачку, суну отцовским шавкам, из той же оперы. А ты, значит, опять хлебнула?
— Дерьма из ложки, ага, — хмыкнула в ответ, — и так складно пел, Сень.
— Да вроде нет, — задумался, слегка нахмурившись, — в основном, действовал. Странно. Но врать не буду, я ни разу не расстроен. Ко мне или к тебе?
— У нас конкурент, — сказала уныло, проигнорировав ненавязчивый подкат, — серьёзный. Думающий. Если я вдруг исчезну с радаров, не ищите.
— Вишня, — поморщился в ответ, но я повторила строго:
— Не ищите. Сейчас и в будущем. Хрен им. Ищите их.
— Ваш разговор мне не нравится! — повысила голос Лена, с силой сжав в руке карандаш. — Не нравится!
— Да мы все, — я мягко улыбнулась и кивнула на альбом, — к вечеру нужно.
— Через час будет макет, — буркнула недовольно.
— Ещё через три готовые визитки, — сказал Сеня.
— Поработаю тогда, — ответила тихо и пошла в свою каморку.
Цветы подвяли и выглядели уныло, так что я со своим настроением отлично вписывалась. Протиснулась за стол и закопалась в новых накладных, внося данные в программу, готовя отчеты, подбивая баланс под договор с Ларионовым. Провозилась до закрытия, Арсений успел привезти визитки, перегрузив их в мою машину, я вышла, увидела добытую честным трудом хрустальную вазу с букетом из машины, вздохнула и пошла в примерочную переодеваться.
К бару мы подкатили на четырёх машинах. Я приехала с Мишей, Эмир с Лилей, Пашка и Гриша отдельно. Вышли, хлопнули дверцами, Эмир прикурил, закусил сигарету и повёл Лилю ко входу, трогательно придерживая за талию, я вошла с Гришей под руку, Пашка предпочитал замыкающую позицию, а Миша — демонстративно распахивать двери.
Мерзкий бар. Куча мерзких рож. Размалеванные девицы и пьяные мужланы с кривыми ухмылками. Накурено, воняет потом и перегаром, но самым омерзительным было караоке в углу, на возвышенности, где в три горла в один микрофон орали блатную песенку едва стоящие на ногах мужики. А между тем, ещё только одиннадцать.
Музыка стихла, прозвучали редкие аплодисменты, мужики поклонились, один слишком, не удержавшись и рухнув на замызганный пол, его тут же подняли собутыльники и повели за стол, похлопывая по спине, но никто даже не заржал. Заняты были, нас изучали, медленно пробирающихся с единственному свободному столику. И я понимаю почему — он у самого микрофона. Страдать зазря мало кто любит.
Кто-то таращится без стеснения, кто-то исподтишка, с интересом, со злостью, с удивлением, все перемешалось.
— Пива и водки, — сказала подошедшей официантке и она тут же удалилась.
— Спой, Линда, — улыбнулся Миша и слегка кивнул на микрофон.
— Шутишь? — фыркнула в ответ. — Я ещё даже не надралась.
— Не прибедняйся, — хитро прищурился, а Паша хмыкнул:
— Я тоже слышал как-то. Давай, Вишня. Если кому-нибудь не понравится, мы его пристрелим.
— Пока не спел кто-то другой, — сказал Эмир серьезно.
— А вот это — аргумент, — ткнула в него пальцем, а официантка грохнула на стол бутылку водки и поставила рюмки, сунув в них пальцы, чтобы переставить с подноса.
— Пиво со стойки возьмите, — сказала надменно, — я не ишак.
— Сервис, — фыркнула Лиля, а Гриша поднялся.
Добрая половина зала дёрнулась, потянувшись за спину, где носили оружие, Гриня слегка ухмыльнулся и пошёл к барной стойке, вернувшись с шестью литровыми кружками пива в двух руках.
Мы выпили, смачно чокнувшись, расплескав содержимое на стол, продезинфицировали все водкой, в глазах команды искрился озорной огонёк, я покачала головой и поднялась, сказав сипло:
— Щас спою.
Лиля тихонько хрюкнула и замерла с приоткрытым ртом в предвкушении моего позора, Гриша развернул свой стул, демонстративно сев ко всем спиной, я поднялась на (с позволения сказать) сцену, полистала альбом, выбрала песню, потыкала пальцем микрофон, убедившись, что он все еще включён, нажала кнопку на пульте и запела то, что этот бар никогда не слышал и не услышит. Единственное, что умела. Колыбельную.
Повезло, что она из фильма, иначе вряд ли можно было бы рассчитывать на то, что она окажется в альбоме и пришлось бы петь Шуфутинского. Ничего против не имею, но Ленка меня не для того пушистым облачком вырядила. В общем, чудесная композиция Жени Любич, «В белых облаках». Всего две минуты, никто даже не задремал и не испортил момент храпом или гулким ударом лбом об стол.
Музыка стихла, в баре повисла тишина, я заметила ненавязчивое движение, поклонилась и разогнулась с пистолетом на вытянутой руке, направив на того, кто рискнул направить на меня, и сказала недовольно в микрофон:
— Ой, вот давай без этого, а? — Эмир бросил на него взгляд через плечо, мужик осел, а я ухмыльнулась, продолжив говорить: