Скажи ее имя

Растения, которые Аура держала у пожарного выхода, погибли еще прошлой зимой, от них остались лишь пластмассовые и глиняные горшки, полные грязи и мелких камешков, серых стеблей и жухлых листьев. Но ее складной пластиковый стул по-прежнему был там, с грязными отметинами городской непогоды, но все еще не тронутый ни одним человеческим существом, с тех пор как она в последний раз на нем сидела, и стеклянная пепельница у его ножек тоже была на месте, омытая годом дождей. Иногда с перил пожарной лестницы на сиденье запрыгивали белки и пили дождевую воду или талый снег из небольшой выемки на нем. В хорошую погоду Ауре нравилось сидеть на лестнице, в этой маленькой ржавой клетке, с ногами на ступеньках, ведущих к площадке на верхнем этаже, в окружении своих растений, читая, работая на ноутбуке и изредка покуривая. Она не была заядлым курильщиком. В какие-то дни выкуривала несколько сигарет, в какие-то — ни одной. Она могла выкурить косячок, когда ее угощал кто-то из университетских. В одном из ящиков буфета у меня до сих пор хранился ее практически пустой мешочек марихуаны. Для Ауры ее сад у пожарного выхода был ничем не хуже настоящего садика на заднем дворе наших соседей снизу, над которым она и сидела. Я часто дразнил ее, мол, она стала как Крамер из сериала «Сайнфелд»: по случаю Дня независимости он ставил шезлонг напротив входной двери и притворялся, будто прихожая — это задний двор домика в пригороде, сидел там с пивом, сигарой и хот-догом.

Однажды утром я вдруг замер на кухне, глядя в окно на стул у пожарной лестницы так, будто никогда раньше его не видел. Именно тогда мне пришло в голову назвать его Стулом Путешествий Ауры. Я представлял, как она медленно спускается сюда в длинном луче желто-оранжевого мерцающего света, с открытой книгой в руках, мягко приземляясь на стул, возвращаясь из своего длительного, таинственного путешествия. Она поднимает глаза от книги, замечает меня, смотрящего на нее сквозь окно кухни, и говорит, как обычно, жизнерадостным, слегка хриплым голосом: привет, mi amor.

Привет, mi amor. Но куда ты уходила? Почему тебя так долго не было? Ведь ты вышла замуж не для того, чтобы путешествовать одной и оставлять меня здесь в одиночестве!

В конце июня, в выходные перед нашим отъездом в Мексику, Валентина и Джим снова пригласили нас к себе в горы. Был поздний воскресный вечер, мы уже возвращались в город, когда Аура и Валентина сказали, что хотят сделать остановку в городишке, куда мы заезжали накануне. Джим, я и их зловонная собака Дейзи остались ждать в машине, и спустя всего пару минут Аура выпорхнула из магазина, сжимая в руках свое новое приобретение — разноцветное лоскутное покрывало ручной работы в прозрачном полиэтиленовом чехле, которое обошлось, как она сказала, всего в сто пятьдесят долларов. Хорошая цена, согласился я, за такое красивое стеганое одеяло, и совершенно новое, а не из траченых молью бабушкиных запасов. В прилагавшейся брошюре говорилось о какой-то американской художнице, которая провела годы, путешествуя по разным странам и изучая текстиль, и теперь создала дизайн этих одеял, которые вручную шили швеи в ее мастерской в Индии.

Несколько дней спустя, когда мы собирали вещи, Аура вышла из кладовки с одеялом в руках и положила его на дно открытого чемодана. Она хотела взять его с собой в нашу квартиру в Мехико. А осенью привезти обратно в Бруклин? Именно так, мой ненаглядный Франсиско, сказала она, и в ее намеренно формальном ответе прозвучал легкий сарказм: она предчувствовала мой скептицизм. Я редко возражал против ее идей, за исключением, впрочем, ее желания переехать в большую квартиру или квартиру с садом, чтобы держать там собаку, поскольку тогда мы действительно не могли себе этого позволить. Но в тот раз я начал возражать. Нет смысла, сказал я, сейчас везти одеяло в Мексику, чтобы тащить его обратно в сентябре. Смотри, оно заняло почти весь чемодан. И разве у нас в Мехико нет прекрасного пухового одеяла? Но это — такое красивое, настаивала Аура. И мы только что его купили. Почему субарендатор должен насладиться им раньше нас самих? Может, мы вообще оставим его в Мексике, сказала она; в конце концов та квартира принадлежит нам. (Вообще-то это была квартира ее матери, купленная ею для Ауры еще до того, как та встретила меня, тем не менее взносы по ипотеке оплачивали мы вместе). Но мы не обязаны оставлять одеяло жильцу, возразил я. Ты можешь убрать его в кладовку, и мы распакуем его, когда вернемся. Только представь, как нам будет не хватать этого одеяла зимой, если мы оставим его в Мексике?

Не говоря больше ни слова, Аура достала одеяло из чемодана и унесла его в кладовку. Она вернулась в спальню и продолжила паковать вещи с каменным лицом. Эти несколько минут она ненавидела меня. Я был ее злейшим врагом. Мне пришлось кусать себе щеки, чтобы удержаться от смеха.

После смерти Ауры Валентина рассказала мне, что одеяло на самом деле стоило не сто пятьдесят, а шестьсот долларов. Аура побоялась мне об этом сказать.