Скажи ее имя

Я знал, что дело не только в деньгах. Она не хотела, чтобы я думал, будто она из тех женщин, которые могут выбросить столько денег на одеяло — даже если я знал, что она такая. Точно так же она расстраивалась каждый раз, когда я замечал, как она просматривает сплетни о знаменитостях и сайты о моде на ноутбуке, пока мы читали или работали в постели перед сном. Она сидела, пристроив компьютер на коленях, отвернув от меня экран и печатая прерывистыми очередями, перескакивая из одного окна в другое. Меня не волновало, что она любит сайты о знаменитостях и моде. Тем не менее ее страшно смущало, когда она замечала мимолетное отражение самой себя в моих глазах, ведь я, очевидно, был совершенно не против, чтобы у моей умной-преумной суперначитанной молодой жены, выпускницы университета, были такие же увлечения, как у заурядной домохозяйки, не читавшей в своей жизни ничего серьезнее журнала «Пипл». Все это могло мне нравиться, казаться забавным и сексуальным, а она могла служить объектом для этого грязного вуайеризма — какой ужас! В конце трудного дня она любила блуждать по страницам таких сайтов, и что? Это не имело никакого значения. Достаточно было того, что я все замечал: уже одно это опровергало или бросало тень на ее истинную сущность. Почему бы мне не уткнуться носом в свою книгу или в свой ноутбук? Я оправдывался тем, что околдован практически всем, что она делает, и никак не могу оторвать от нее взгляда. На самом деле я просто ждал, чтобы она отложила компьютер и оказалась в моих руках под одеялом. И она это знала.

Была середина жаркого и душного сентября, когда я в одиночестве вернулся из Мехико в Бруклин впервые после смерти Ауры. На излете 2007-го казалось, что лето отказывается уходить, нависая над городом, как наказание. Кондиционер был включен днем и ночью. Но, едва жара спала, я пошел в кладовку и, выполняя данное Ауре обещание, вынул одеяло из его полиэтиленового чехла и расстелил на кровати. Оно было сделано из тонких горизонтальных разноцветных полосок, простроченных поперек параллельными рядами — казалось, оно вобрало в себя все оттенки ярких цветов, с легким преобладанием красного. Создавалось впечатление, что оно колеблется перед вашим взглядом. Поразительно, но одеяло придало женственности комнате, ставшей спальней вдовца. Чучела животных и игрушечные роботы; миниатюрные алые туфельки, свисающие с абажура; сохранившееся с давно прошедшего Дня святого Валентина большое шоколадное сердце, все еще в целлофановой упаковке с ленточкой. Плюшевое кресло для двоих с грудой больших цветных подушек рядом с телевизором. Свадебное платье на зеркале. Резной, раскрашенный крылатый ангел из Такско, свисающий с прикроватного светильника, с красногубым бледным лицом распутного подростка-херувима, медленно и методично вращающийся на конце нейлонового шнурка, смотрящий своими деревянными глазами на меня, одиноко лежащего на кровати, как когда-то таращился на нас с Аурой, неспешно отворачиваясь к стене.

Часто утром, только проснувшись, Аура поворачивалась ко мне и говорила: ox, mi amor, до чего же ты уродлив! Зачем я только вышла за тебя? — сладким, шаловливым голосом.

Я уродлив? — грустно спрашивал я. Это была одна из наших любимых сцен.

Да, mi amor, говорила она, ты уродлив, бедняжка. Она целовала меня, и мы смеялись. Смех рождался глубоко в моем животе и с рокотом поднимался вверх, рисуя на лице головокружительную улыбку, запечатленную на всех моих фотографиях тех лет. Глупая ухмылка не покинула меня, даже когда я произносил брачные клятвы. А вот лицо Ауры напротив было подобающе торжественным, хоть и немного ошеломленным, поэтому наши свадебные фотографии вызывают нечто вроде стыда и неловкости.

Аура отнесла одеяло в кладовку и вернулась в спальню, чтобы закончить собирать вещи перед своей смертью, за три недели и один день до нее.

3

В тот первый день, вернувшись в нашу квартиру вместе с Валентиной и Адель Рамирез, я будто ступил в абсолютный, вневременной вакуум. Когда были втащены чемоданы, повешено свадебное платье и создан алтарь, я спросил: интересно, где Аура хранила обручальное кольцо? (Или я сказал «где она хранит обручальное кольцо»?) Она не брала его с собой в Мексику из страха, что его могут украсть. Да и вообще носила его довольно редко. Считала слишком претенциозным, чтобы надевать на занятия, опасалась прослыть богатенькой буржуазной девицей из высших слоев мексиканского общества, лицемерно играющей в суровую жизнь аспирантки-филолога, которая в один прекрасный день вернется домой с ученой степенью из университета Лиги плюща в качестве очередной дорогой безделушки. Аура считала, или действительно с горечью обнаружила, что частенько производила на окружающих, особенно американских преподавателей, столь превратное впечатление.