Я увидел, как в холл похоронного бюро «Гайосо», расположенного перед входом в часовню, где в белом лакированном гробу лежала Аура, вошел незнакомый мне мужчина в мятом сером костюме. Мое внимание привлекло не столько безутешное выражение его лица, сколько манера двигаться, неестественное положение рук при ходьбе. Он выглядел как человек, который, едва выйдя из комнаты, вернулся назад, в последней отчаянной попытке объясниться. Или как человек, часами искавший хоть кого-нибудь, чтобы обнять, и теперь его руки плетьми повисли от усталости. У него был длинный, покатый нос, копна полуседых каштановых волос спадала на лоб. Я пришел к заключению, что он искал Хуаниту. Это был отец Ауры, Эктор; я понял это еще до того, как кто-то из ее тетушек подтвердил мою догадку. Я стоял неподалеку, пока они долго обнимались с Хуанитой. Я подошел к нему. Я Франсиско, муж Ауры, представился я. А, так вы муж Ауры, вяло повторил он. Несмотря на то что он видел Ауру всего два раза за прошедшие двадцать шесть лет, он выглядел столь же глубоко потрясенным ее смертью, как и все вокруг, и казалось, что он тоже не знает, как ему жить дальше. У меня появилось странное желание защитить его, но от чего я мог его защитить? Нам практически нечего было сказать друг другу, по крайней мере здесь и сейчас. Но я сел с ним рядом на диванчик в углу, мы почти не говорили, и я почувствовал облегчение, когда Вики подошла побеседовать с ним. Я узнал, что у Эктора и его второй жены была только одна дочь; Аура, хоть и не была до конца уверена, говорила мне, что у нее две сводные сестры, с которыми она никогда не встречалась. Через шесть недель, когда я наконец-то собрался впервые вернуться в нашу бруклинскую квартиру без Ауры, я услышал ее голос, он звучал в моей голове очень настойчиво: Франсиско, прежде чем ты уедешь из Мексики, ты должен повидаться с моим отцом и выяснить, что произошло между ним и моей матерью. А еще узнай, почему его брюки были в грязи! — я отчетливо слышал, как Аура попросила меня это сделать, будто это был ее последний шанс разгадать загадку и закончить рассказ о том дне, когда она приехала в ресторан в Гуанахуато на первую и единственную за семнадцать лет встречу с отцом.
На похоронах Эктор дал мне свой телефон и пригласил в гости. Я позвонил и через пару дней сел в автобус, шедший в ту часть Мексики, что зовется Эль-Бахио, где родилась Аура и где состоялась наша свадьба, в Сан-Хосе-Такуая. Мы с Аурой ездили в Сан-Хосе-Такуая всего один раз, в выходные перед свадьбой мы отвезли монахиням женского католического монастыря корзину яиц, дабы те в благодарность помолились, чтобы в день бракосочетания не было дождя. Мы также последовали еще одной местной традиции и вечером накануне венчания воткнули в землю ножи. Несмотря ни на что, дождь во время свадьбы все равно пошел, правда кратковременный и несильный. В тот день в Сан-Хосе-Такуая Аура вознамерилась найти дом с садом, в котором провела первые четыре года жизни, однако она не помнила, ни как он выглядит, ни в каком районе находится. Из Мехико до Сан-Хосе-Такуая автобус шел пять часов. Я выехал на рассвете. С экрана без перерыва орали фильмы, спать было невозможно. В конце концов я посмотрел второй фильм почти целиком, он был о простом парне, «синем воротничке» из Филадельфии, который пробуется в «Филадельфия Иглз» и в итоге попадает в команду. Фильм был переведен на мексиканский испанский, футболисты, черные и белые, огрызались друг на друга — «твою мать», «мудак», — а в раздевалке скандировали «Да здравствуют „Орлы“». Это напомнило мне, как Аура училась делать отход квотербека. Почти всю свою жизнь я, как любой американский мальчишка, без устали репетировал трехшаговый отход квотербека для последующего паса. Я привык расхаживать, просматривая новости по телевизору или просто о чем-то размышляя, снова и снова тренировал отход. Однажды Аура попросила меня показать ей, как это делается, словно это было интересное танцевальное движение, которое стоит освоить. Ничего сложного, сказал ей я, просто три шага назад. Держишь мяч у подбородка, вот так, делаешь шаг назад с той же ноги, с какой стороны у тебя в руке мяч, — я объяснял и показывал, — еще два шага и бросок. Но Аура сделала первый шаг не с той ноги. Ее развернуло, она переваливалась с боку на бок, будто пытаясь сохранить равновесие, как неуклюжий, пятящийся пингвин, воображаемый футбольный мяч зажат под подбородком, нижняя губа прикушена, а глаза широко распахнуты. Уморительное зрелище, покруче клоунады Джульетты Мазины в фильме «Дорога». Конечно, она в конце концов сообразила, как выполнять этот трюк, но все равно продолжала делать его наоборот. Иногда, если ей казалось, что я расстроен и опечален, она говорила: смотри,