Скажи ее имя

Эктор сидел прямо, слегка наклонясь вперед, как будто боялся пропустить хоть одно мое слово, но затем он расклеился, откинулся назад, закрыл лицо руками, затрясся, и до меня донеслись сухие, сдавленные рыдания. Но ему удалось снова взять себя в руки и объяснить, почему он старался держать такую дистанцию с Аурой. Собственно, он сказал мне то же, что и ей во время встречи в Гуанахуато: Хуанита вышла замуж, и он считал, что у Ауры должен быть один отец. Тогда почему, спросил я, вы так и не ответили ни на одно из ее писем? Эктор сказал, что он ничего от нее не получал. Возможно, выражение моего лица было слишком недоверчивым. И его словно прорвало: знаешь ли, Хуанита всегда была немного не в себе. Эктор выложил мне тайну их прошлого, которую скрывали от Ауры всю ее жизнь, несмотря на то что ребенком она многое могла видеть или чувствовать, возможно, даже помнила отдельные фрагменты, но так и не смогла собрать их воедино, восстановить всю картину или сформулировать свои подозрения.

Эктор сказал мне, что не бросал Хуаниту. Как бы ни складывался тогда их брак, он даже не помышлял об этом, из-за Ауры, его бесценной маленькой дочурки, так он мне сказал. Нет! Хуанита его бросила. Она сбежала в Мехико с другим мужчиной — его политическим оппонентом — и забрала Ауру с собой. После этого, рассказывал Эктор, я должен был вырвать Хуаниту из своего сердца, и я вырвал. (Ты и Ауру вырвал из своего сердца? — подумал я, но ничего не сказал.) Он продолжал: потом Хуанита пыталась вернуться. Она приехала в Сан-Хосе-Такуая с Аурой, и когда он вышел из дома, чтобы встретить их, четырехлетняя Аура закричала с заднего сиденья машины: мы теперь можем вернуться домой, папа! Но Эктор не принял Хуаниту обратно, он уже вырвал ее из своего сердца.

Я был потрясен, мой мозг лихорадочно работал. Может, это были те самые «запретные воспоминания», на которые Аура намекала в дневнике? В моей голове шум, память делает свое дело, воспоминания, которые я предпочла бы стереть, возвращаются, возвращаются… Ее подлинные детские воспоминания, глубинные воспоминания о самой себе, заглушенные и отрицаемые, подмененные отрывочными рассказами о бессердечности, лжи, боли и вине. Воспоминания, которые она скрывала даже от меня, будто, а вернее, потому что у нее не хватало слов, чтобы выразить их.

Глаза Эктора высохли, он успокоился, казалось, ему стало легче. Но у меня был еще один вопрос, и настал подходящий момент его задать. Я спросил: помните тот раз, когда вы встретились с Аурой в ресторане, ей тогда был двадцать один год? Дождя не было, на улице было сухо, по крайней мере Ауре этот день запомнился именно таким, но вы появились в ресторане в штанах, заляпанных грязью. Я выдавил улыбку. Ауре всегда было интересно узнать почему, сказал я. Для нее это была еще одна загадка.

Он кивнул и ответил: по пути у меня спустило колесо, я вышел, чтобы заменить его. На шоссе как раз пошел дождь, а мимо по луже проехал грузовик и окатил меня.