Но я могу бороться. Я все еще могу стать мужем и отцом. Ане Еве было двадцать шесть. Была ли она слишком молода для меня? Не достигли ли мы с Аурой максимально допустимой разницы в возрасте? Мы могли бы даже стать альфа-парой. Аура, с ее ученой степенью Лиги плюща и блистательной литературной карьерой сразу на двух языках, была бы крайне востребована как в Нью-Йорке или Мехико, так и в любом другом городе мира. У меня была приличная работа, неплохая зарплата, подкрепляемая гонорарами за книги, которые, что бы вы о них ни думали, отображали мои кипучие отношения с миром. Теперь мне придется начать сначала. Ана Ева была восхитительной, умной, трудолюбивой молодой женщиной. Она хотела стать учительницей в начальной или средней школе. Она интересовалась литературой. Если мы поженимся, она сможет получить американское гражданство. Она уверяла, что ее не волнует наша разница в возрасте. Она утверждала, что ее разница в возрасте с Аурой совершенно незначительна. Из-за ее занятости в колледже и на работе нам было непросто выкраивать время, чтобы побыть вместе. Но скоро Ана Ева начала бывать со мной все свои свободные часы. Я водил ее в рестораны Бруклина, в основном в близлежащие заведения с пиццей и пастой. Будучи официанткой, она научилась разбираться в винах, и ей нравилось самой делать заказ. Когда мы отправились в суши-бар на Корт-стрит, куда я раньше любил захаживать с Аурой и где не появлялся с момента ее смерти, владелец-израильтянин приветствовал нас так, будто он удивлен и рад снова нас видеть, и тогда я понял, что он принял Ану Еву за Ауру. Иногда она приходила ко мне заниматься, или мы шли в какое-нибудь местечко с вай-фаем, чтобы вместе сделать ее «домашнюю работу». Я покупал ей подарки, но уже без фанатизма; я не стал покупать ей новый ноутбук взамен старенького и маломощного. Мы поцеловались на нашем первом свидании, занялись любовью на втором. Я готовил для нее, используя кастрюли, сковородки и посуду, которые стояли нетронутыми с тех пор, как их последний раз касалась Аура, я чувствовал себя так, будто бужу их от скорбного сна, заставляя пойти на предательство. Заткнитесь, кастрюли и сковородки, это часть движения вперед, мы все должны идти вперед. Я позвонил всем самым близким друзьям в Нью-Йорке и Мексике и сообщил, что влюбился, и, как голодный пес, ждал поздравлений и слов одобрения; если в их словах чувствовалась хоть толика недоверия, я немедленно приходил в ярость. Я сказал Ане Еве, что люблю ее, а она ответила, что любит меня. Она жила в Кенсингтоне вместе с двумя другими студентами городского колледжа, юношами-иммигрантами, один из которых был из Туркмении, а второй из Словении.