Скажи это по-французски (СИ)

Той ночью я спал просто ужасно. Мне снилась Каролин, голая и развязная, с распущенными по плечам белокурыми волосами, манившая меня рукой, а Гермиона с совершенно опустошенным видом стояла позади меня и подталкивала в спину.

– Иди, иди к ней! Она так хочет тебя! – приговаривала она, и в ее голосе снова звучал металл.

А потом картинка сменилась другой. Я сжимал в объятиях обнаженную Гермиону, и мы целовались, точно обезумев от страсти. Но внезапно она резко оттолкнула меня и с презрением заявила:

– Иди к своей Каролин, неудачник. Я любила и люблю только Рона.

При этих невыносимо страшных словах я подскочил на кровати и проснулся. За окном все еще было темно. Я весь дрожал и дышал так загнанно, словно за мной гналось стадо разъяренных кентавров. Мерлин, кто бы знал, как мне не хотелось идти на это свидание!

***

Я заметил Каролин еще возле здания университета.

– Ну что, наши планы в силе? – спросила она, трижды чмокнув меня в щеки по заведенной здесь привычке, до сих пор кажущейся нам с Гермионой весьма бестактной.

– Естественно, – как нельзя более непринужденно ответил я, – вечером поведу тебя в одно славное местечко в магическом квартале.

– Сharmant (2), – улыбнулась она. – Какой ты милый!

Мерлин свидетель, я весь вечер действительно старался быть милым. Даже когда обслуживавшая нас Гермиона, метнув на меня очень странный взгляд, с грохотом поставила на столик наш заказ, немного обрызгав Каролин кофе, я сделал вид, что ничего особенного не произошло, и, как истинный джентльмен, кинул Очищающее, избавившее ее мантию от нескольких коричневых пятен.

Я был милым и галантным кавалером, пока провожал Каролин до дома (она жила в двухэтажном коттедже почти в самом конце магического квартала) и слушал ее неумолчную болтовню. Только когда мы уже стояли возле ее дверей, и она пригласила меня войти, радостно заявив, что родители пошли в оперу, моя галантность дала задний ход.

– Нет, Каролин, – твердо произнес я, отодвигаясь от нее, – не сегодня. И вообще… никогда. Ты замечательная девушка, найди себе кого-нибудь другого.

– Ты в кого-то влюблен, – констатировала она, и ее голубые глаза тут же наполнились слезами обиды, – и решил дать ей повод к ревности… Ну и дурак же ты, Невилл Лонгботтом! Ненавижу тебя! – она с силой стукнула по моей груди маленьким кулачком, рывком отворила входную дверь и захлопнула ее прямо перед моим носом.

Потоптавшись еще какое-то время около ее дома, я развернулся и направился вниз по улице. Я действительно повел себя как дурак и подлец и совершенно незаслуженно обидел эту, в сущности, хорошую и такую наивную девушку, основательно заблуждавшуюся на мой счет. Кроме того, я недоумевал, почему Гермиона так разозлилась, когда я зашел в кафе вместе с Каролин. Я чувствовал себя глубоко несчастным, запутавшимся и сбитым с толку. Больше всего на свете я хотел сейчас увидеть Гермиону, но, Мерлин свидетель, боялся взглянуть ей в глаза…

***

Гермиону я обнаружил на подоконнике. Она сидела, подтянув колени к груди, и зябко куталась в свой пушистый банный халат. А еще она плакала. Горько, по-детски, навзрыд, размазывая слезы по щекам.

– Герм, что произошло?

Я совсем растерялся. Там, в кафе, она так странно на меня посмотрела, словно… Но ведь этого никак не могло быть. Она сама настаивала на моей встрече с Каролин и даже помогала выбирать рубашку, на случай, если мне все же придется снять зимнюю мантию. Да, кофе она поставила на столик немного резче, чем требовалось, так что брызги разлетелись во все стороны и попали на светло-бежевую мантию Каролин, и та недовольно поджала свои красиво очерченные губки:

– Осторожно, дорогуша!

И, повернувшись ко мне, снова защебетала о чем-то своем, напрочь позабыв о досадном инциденте. Каролин вообще напоминала птичку. Такая же яркая, маленькая и… глупая. И зачем я только пошел на это свидание?!

– Зачем я только пошел на это свидание?! Ведь я любил и люблю одну тебя… – слова вырвались сами собой, а в следующее мгновение я уже целовал ее мягкие, соленые от слез губы, а она, все еще вздрагивая от рыданий, отвечала мне, зарываясь пальцами в мои волосы.

– Я люблю тебя! – повторил я, отрываясь от нее на миг, лишь для того, чтобы прижать к себе еще крепче, слушая, как колотится ее (а может, мое) сердце.

– Скажи это по-французски… – прошептала Гермиона.

– Je t’aime, – тихо произнес я заученные наизусть, вросшие в душу слова.