Ёну щиплет глаза от одного его вида.
Из другого контейнера, побольше, врач достаёт пачку аккуратно сложенных лиц.
— Они же не с людей сняты? — проводит аналогию Ён. Врач улыбается, но молчит. — Нет, я серьёзно.
— Это обычная 3D печать, — успокаивает он Ёна. — Одноразовые. Из биоматериала, но не прочные.
— У меня таких ого-го-го сколько! — отмахивается Диль, но тут же замирает. Доктор не спеша укладывает на его шрамы гладкую псевдо-кожу. — Всегда с собой. Иногда прямо в городе меняю.
Обычная театральщина в купе с высокими технологиями вызывает в Ёне противоречивые чувства: он одновременно и восхищён, и разочарован.
— Я могу просто надеть свою маску, — пытается отказаться он.
Его никак не покидает ощущение, что специально для него правду слегка — а может, и не слегка, кто их поймёт, — смягчили.
— По городу ходят пастыри, — говорит Диль, но Врач его одёргивает. Начал объяснять как раз тогда, когда нужно без бугорков уложить маску на нижнюю часть лица. — Людей со скрытыми рожами, как у тебя, немного. Но с тех, кого ловят, маски срывают, не спрашивая разрешения.
— Так что не противься, — сгоняет Диля взашей Врач, — и не трать наше время, да и своё, попусту.
Ён откладывает недоеденную крысу и ловко занимает подогретое Дилем место на кушетке.
С глазами вопрос разрешился, но желая отвлечь себя от процедуры перевоплощения, Ён задаёт новый вопрос:
— А где вы всё-таки храните удалённые органы?
Врач теряет дар речи. Он встревоженно смотрит на него и лишь затем выдаёт:
— Какие ещё органы?
— Ну… — приходит время Ёна пожалеть себя. Давление и жжение в глазу настолько сильное, что он тяжко вздыхает.
— Больно? — уточняет Врач. — Может, всё же местный наркоз?
Ён видит над склонившимся доктором расплывчатое лицо Диля. Ехидничает небось! Не дождётся! Ён ему не проиграет, не покажет слабину.
— Не надо… — отвечает он. Изображение двоится, и как мозг ни пытается вернуть нормальное зрение, у него не получается. — Когда очнулся здесь, вы говорили о том, как распродадите меня по частям. Вот я и подумал…
— А! — возвращается к Врачу хорошее настроение. — Это глупости… Болтовня… Мы таким не занимается. Дед говорит, и так времени мало, да и у нас другие цели. Нам торговля как телеге пятое колесо.
— Совсем нас претупниками считаешь? — встревает Диль.
— Ты в курсе, сколько на твоём счету смертей? — напоминает Ён. — И говори уже нормально! Чушь городишь. Но вот когда приказы Деда вашего раздаёшь, так ни единой помарочки. Так что не коверкай слова! Не смешно. Раздражает.
— Ну я же не… — Диль затыкается, словно в одно мгновение лишился голоса, отворачивается к столу и спрашивает так, будто ничего важного они до этого не обсуждали: — Доешь?
— Угощайся, — отвечает Ён. — Как долго будет двоиться в глазах?
— Пока не снимешь. — Врач разглаживает бугорок на маске, что плотно прилегла к коже и словно сдавливает настоящее лицо, превращая его в сморщенное яблоко. Он так же бесцеремонно, как и Диля, взашей сгоняет Ёна с кушетки. Чем его обидел, Ён никак не возьмёт в толк. Тот в сторону его даже не смотрит, когда продолжает: — Походи-ка немного. Попривыкни к новому зрению.
Ён поочерёдно закрывает один глаз, затем другой — не помогает. Несколько раз натыкается на мебель и один раз, но сильно, ударяется о косяк. Болезненный опыт приходит под смешки двух наблюдателей.
— Как почувствуешь, что перестал быть слепым болданчиком, — хохочет Диль, — скажи. Отправимся в город.
— И как здесь можно жить? — ругается Ён, когда они пролезают между шалашами и по его спине прочерчивает острый выступ.
— Никак, — пробирается за ним следом Диль. — Это смрады.
— Что? — он точно имеет в виду другое, но Ён не в состоянии играть в слова. Из-за того, что в глазах двоится, начинает давить в затылке. Собраться получается с большим трудом, а тут ещё недалёкий на ум вздумал с ним развлекаться. — Нормально скажи.
Диль умолкает и не говорит вообще ничего.
В полнейшей тишине они добираются до стены.
Вход в Серый дом не примечателен. Маленький — высотой в полтора человека среднего роста, шириной в два стандартных. И всё — больше ничего, только ровная стена до небес.
— И её никто не охраняет? — Ён вплотную приближается к двери. — Любой же может зайти или выйти!
С другой стороны, только для городских попадание в Серый дом считается наказанием. Для тех, кто живёт по другую сторону, картина может быть иной.
— Наверно, нет, — чешет раскрасневшийся на локте укус Диль. — Я здесь почти не хожу. — Затем отмахивается от насекомых и добавляет: — Вот ведь заразы! Низко летают — к дождю.
Ёна его знание примет не интересует. Покусать успели и его, но он не особо чувствует зуд: его перебивает то ли боль в глазах, то ли волнение перед возвращением в город.
— Как же ты…? — Он поворачивается к Дилю, но тот рывком проходит мимо и надавливает плечом на дверь.
Она открывается без проблем, и из нутра серой махины выливается прохлада; к ним тянется мрак, который солнце рассеивает в тот же миг, как он покидает здание. Ён смотрит в разверзнувшуюся перед ними бездну в недоумении.
— Как же ты попадаешь в город? — всё же повторяет он свой вопрос.