Скажи им, что я сдался

— Не твоё смело, — толкает его внутрь Диль. — Иди давай. Возиться ещё с тобой…

Ён шагает на грязный, усыпанный пылью и кусками отвалившейся краски пол. Вблизи входа никого нет. В полнейшей тишине к высоким потолкам взвивается звон Дилевской застёжки. Здесь он звучит намного громче, чем есть.

— Погоди, — Ён не уходит с белой полосы света, отбрасываемой дверным проёмом. — Вернись. — Диль подходит к нему, морща лоб. — Дай свою побрякушку.

— Ещё чего, — отступает тот. — Ты не задирайся! Я тебе вмиг косточки-то пересчитаю!

— Не сомневаюсь, — не сдаётся Ён. — Шумит она сильно. Не попортила бы мне планов. Починю.

— Починишь? — Брови Диля взмывают вверх. Вероятно, ему впервые предлагают помощь. Да и кто осмелился бы? — Я, по-твоему, не достаточно пытался? — и отступает ещё.

— Может, и пытался, — тянет руку Ён. Тень от неё сливается с темнотой дома, в которой прячется Диль. — Да, что толку, если не умеешь?

Диль шевелится, и новый звон колокольными переливами летит ввысь.

— Испортишь — прибью, — Диль кладёт мешочек на ладонь Ёна.

— И что ты к нему так прикипел? — садится он на пороге.

Ён мотает головой в поисках подручных средств. Проблема невелика, здесь — затянуть, там — зажать, но не сильно, а то вконец сломается. Дел на две минуты. И чего Диль не смог?

Ён косится на огромную тень на полу. Умеет только ломать, а вот на созидание ни сил, ни интеллекта не хватает. Но как бы там ни было… Сколько его не меняй, а взгляд всё равно остаётся выразительным и добрым. Кто ж, глядя на него, поверит, что он злой и глупый? Чтобы ни сотворил плохого, в голове не укладывается, что это его рук дело. Учудила же природа, создавая этакого зверя.

Ён стучит застёжкой по косяку, поправляя скривившийся бегунок, затем сдавливает его зубами и сплёвывает металлический привкус. Несколько раз застёгивает и расстёгивает мешочек — готово. Здесь гением инженерной мысли быть не надо. После переезда в свою душную квартирку Ён привык экономить. Что бы ни сломалось, он сперва пробовал починить — пытался и пытался, пока у него не получалось. Так что застёжка это мелочь. Примечательнее скорее то, что у него всё же было чему ломаться, чтобы потом появилась возможность это ремонтировать.

— Исправил? — Диль сперва удивляется, затем смеётся, как дитё малое.

Вот кому много для счастья не нужно.

— Ты чем чинил, что у тебя ничего не получилось? — смеётся вместе с ним Ён.

Когда Диль забирает своё сокровище обратно, он уточняет:

— А он точно твой? Больше на девчачий похож? Цветочи вон какие-то! Сердечки!

Конечно, есть в этом вопросе и желание поддеть, однако Диль вроде как и не замечает его вовсе:

— Ты чего расселся? Или передумал идти?

Ён вскакивает с порога и на слух следует за ним.

Привыкать к темноте не приходится. Диль молча включает фонарь, ещё один бросает Ёну. Когда и тот включает свой источник света, два огонька торопливо скользят то по стенам, то по полу, так ни разу и не добравшись до высокого потолка.

Ёну кажется, что они вовсе не в здании. На самом деле, это пространство — пустота. Нет ни предметов, ни света, только постоянное ощущение того, что ты проваливаешься всё глубже и глубже во мрак.

— Так чей он? — Ён держится поближе к Дилю, не желая сгинуть в зыбучей темноте. — Подружки? — Диль и ухом не ведёт. — Матери? — Снова никакой реакции. — Сестры?

— Давно по шее не получал? — наводит на него фонарь Диль. Ён жмурится, но продолжает: — Младшая? — Диль отводит фонарь в сторону и отворачивается от него.

— Старшая, — говорит он как бы невзначай.

Так-так. Что у нас тут? Есть старшая сестра. Сам он зовёт себя Третьим. Выходит… крысиное гнездо.

Ён снова буравит спину своего надзорщика:

— Значит, ты младший?

— Ты всегда такой болтливый?

Вопрос заставляет Ёна призадуматься. Про него обычно говорят, как воды в рот набрал. Он и сам за собой болтливости ранее не замечал. Может, оттого, что в городе каждое неверно истолкованное слово грозило ему наказанием, а здесь… Сколько бы Диль не ворчал, ни одной своей угрозы до сих пор не выполнил. Неизвестно, что будет, когда Ён перестанет быть для них важной фигурой, но что-то подсказывает, что и тогда самого Диля или того же Врача ему бояться нечего. Разве что Деда… Его образ маячит за спинами подчинённых, будто тень кукловода, ведущего своих марионеток под пилу.

— Ну что? Младший?

— Нет, — отвечает Диль.

Не очень-то он любит о себе говорить. Всё больше о драках да о еде. Но Ён бесстрашно продолжает:

— И много же вас было?

Перевести вопрос можно, как: и сколько же вас было отправлено в Серый дом?

— Первая, — загибает пальцы Диль, — Второй, Третий, — указывает он на себя, — и Дурак. — Он смотрит на четыре загнутых пальца и утвердительно кивает головой. Всё верно, по его подсчётам.

— Четверо. — Не так уж и много. Так или иначе, трое должны шататься где-то здесь, рядом с Дилем. Разве нет? Ён машинальное осматривается, будто прямо сейчас наткнётся на одного из крысиного гнезда. — Значит Первая отдала тебе на прощание этот мешок?

Диль мотает головой:

— Сам забрал. С её трупа.

Ёна пробирает жгучий холод. Он тут же отходит от Диля на два шага:

— Убил?