Скажи им, что я сдался

Ён перебирает в уме важных личностей города — всех, кого знает. Пока что у него есть только этот список, и он отнюдь не маленький. Если удастся найти нужного человека вперёд Деда, поможет ли он узнать, кто убийца Гао? А вдруг он и есть тот, кто избавился от мессии? А причины? Всё равно нужно докапываться, во что был втянут сам Гао. О чём он знал. Какие тайны хранил. Тогда станет яснее, кто желал ему смерти и кто имел возможность отправить его на тот свет.

— Плотный завтрак — залог утехи!

Появление Диля знаменуется звоном от сломанной застёжки и вонью свежеобжаренных крыс. Ён, как ни странно, уже привык. Словно не пару дней живёт с этими ребятами, а гораздо дольше.

Диль широко улыбается и кладёт крыс на стол.

— Сегодня жирненькие! — Для него звучит аппетитно, но не для Ёна. — Налетайте, пока тёпленькие! — и давай хрустеть одной из них.

Ён подходит не сразу, однако его не отпускает мысль, невзначай заселённая в его голову Врачом: с голоду он и так ходит еле-еле, что же будет в городе? Есть жареных крыс он не хочет, но выбора нет. Он берёт одну и аккуратно надкусывает. Вкус точно такой же, как запах. Ён давится, стараясь не выплюнуть кусок мяса и сдержать рвотные позывы. Кажется, к голоду теперь прибавится несварение.

— Жуй как следует, — находит другую причину Врач, — и всё будет в порядке.

Предписания действуют.

Если Ён не спешит поскорее разделаться с порцией, Диль приканчивает свою в два маха. Затем он разваливается на своей любимой кушетке, кладёт руки под голову и спрашивает:

— Когда ему лицо менять будем?

Ён снова давится. О чём он забыл подумать, так это о том, как попадёт в город незаметно. Эти двое, кажется, уже всё решили за него.

— Ничего… — начинает он.

— Сейчас всё подготовлю для вас обоих, — кивает Врач. — Какого цвета глаза хотите? А какого цвета кожу?

— Ничего… — повторяет Ён, но его снова игнорируют.

Врач достаёт из ящика стола два плоских контейнера.

— С тебя начнём? — подносит он их к кушетке.

— Ну да, — ложится поровнее Диль. — Дай хиляку доесть. Он какой-то совсем не торопливый. Не очень-то, видимо, в город хочет.

Ён вгрызается в крысу, поглядывая на то, что собирается делать Врач. Ну нет! Ничего он менять в себе не позволит!

— Вы и глаза пересаживаете? — вдруг говорит он, наблюдая за тем, как Врач открывает один из контейнеров.

— А ты как думал? — улыбается Диль. И чему рад? Может, его как конструктор, и перебирают частенько, но Ён такого отношения не потерпит. — Всё надо изменить! Иначе, даже если Борд твоя не работает, распознают по камерам… И когда входишь или выходишь куда, там же постоянно глаза сканят.

— Благо, у нас их полно, — добавляет Врач. Этот своей ухмылки и не убирал. — Мёртвым они ни к чему, а нам хоть какой прок да будет.

А не такие уж они несведущие. Знают, что некоторое время после смерти или осуждения на Серый дом данные о человеке висят в общих архивах. Даже программы не успевают сразу обработать запросы на смерть или изгнание и перенос информации в отдел расформирования. Всё, что хранится в снятых Борд, передаётся на сортировку машинному интеллекту. Он-то и определяет степень важности знаний. Полученная информация сортируется на типы и выходит в свет уже как валюта.

То есть если глаза свежие — человека, умершего всего день-два назад, — охранные системы пропустят без заморочек. Конечно, с условием, что личность эта не имеет проблем с законом. Ну или, по крайней мере, ни разу не попалась на своих провинностях.

Ёна его глаза устраивают, потому он лихорадочно ищет иной путь, никак не пересадку. Длится его паника недолго. Врач достаёт из контейнера поменьше баночку, внутри которой в прозрачном растворе плавают то ли имплантаты, то ли линзы.

— Что… — теряет он всякую волю. — И что? Срабатывает?

Подделку и охранные, и рекламные системы распознают с лёгкостью. Стали-Вар собаку на мошеннических уловках съел. Его такой ерундой не обыграть.

Врач улыбается шире, услышав от Ёна насмешку.

— Это настоящая радужка. — Он пододвигает подготовленный столик с микроскопом, затем пинцетом захватывает линзу в растворе и, поглядывая в увеличительное стекло, аккуратно вставляет её в глаз Диля. — Работа ювелирная, но стоит потраченного времени.

Ён, как ему и положено, не верит на слово. Откуда у нищих, вроде них, дорогущие приспособления? Потом он вспоминает, что Дед не лыком шит, и тем самым сам отвечает на свой вопрос.

Далее, по обыкновению, он сам себя спрашивает, почему же передовая технология ведома только этим остолопам? И что же, в самом деле, больше никто не использует адаптированную под линзы радужку?

— Продаёте? — уточняет он у Врача.

— Не-а, — трудится тот над вторым глазом. — Дед против. Говорит, что творец пускай что хочет то и делает со своим изобретением, но только после его, Дедовой, кончины. А пока мы используем и никто больше.

— И творец согласился?

— Дед ему оплатил исследования и подопытных предоставил. Конечно, согласился! Куда он денется?

— И как? Хорошо видно?

— В два раза лучше, — откровенно врёт Диль, пока пытается сфокусировать взгляд, а по его щеке на плешивую подушку катится слеза.