Скажи им, мама, пусть помнят...

У меня сердце обливалось кровью. Разве я тоже не мечтал о битвах! Разве мне легко давалось бездействие! Трудно выбрать наиболее верный путь между жизнью и смертью. Облокотившись на винтовку, я часто издали смотрел на дорогие места, родное Брезово, даже ощущал запах дыма, вившегося над трубами домов и напоминавшего о домашнем очаге и свежевыпеченном хлебе. Из этих клубов дыма вдруг выплывал образ отца. Потом его сменял образ мамы, и я явственно слышал ее голос, врезавшийся в мое сердце: «Генко, береги себя, сынок. Опасно оставаться на Айтепе. Много людей там нашло свою смерть, сынок. Помнишь Бойчо? Ему голову отсекли, даже бровью не повели. И Ивану тоже. Проклятый Айтепе! Почему ты не уходишь оттуда? Возвращайся, сыночек!..»

Всего год тому назад на том месте, где я стоял, фашистские палачи обезглавили моих верных товарищей — Бойчо, Ивана и Йоско. Их захватили врасплох на западных склонах Айтепе, в лесу, когда они, замерзшие и изголодавшиеся, зарылись в опавшую листву. После короткой схватки их убили, отрезали головы, насадили на шесты и отправились в село. Ворвались в дом Бойчо. Жандармский офицер подошел к матери Бойчо и с откровенным цинизмом спросил:

— Тебе знакома эта голова? — и, бросив ей на колени голову сына, громко рассмеялся.

Но несчастная женщина уже ничего не слышала: она прижимала к груди еще не успевшую остыть голову. Ласкала волосы своего любимца и в полуобморочном состоянии проливала слезы:

— Для этого ли я тебя растила, дитятко!..

Народ проклинал фашистов и оплакивал ребят, а головы оставались на площади, смотрели на всех широко раскрытыми глазами, словно просили крестьян похоронить их.

Разве может быть что-нибудь страшнее этого?!

Наконец я пришел в себя. Посмотрел на товарищей, на небо, ощупал траву вокруг, и мне показалось, что на моих руках остались следы крови наших товарищей — героев Бойчо, Ивана и Йоско.

Наказ матери напомнил мне о том, чего нельзя забывать. О том, что до глубокой старости будет сниться мне и никогда не изгладится из моей памяти.

Напротив высились горы. Струи дождя, не переставая, лились на окропленные нашей кровью отроги. Но к тому месту, где мы находились, дождь так и не подступился. Солнце уже скрывалось за горизонт. Вероятно от испарений, мы совсем задыхались и призывали дождь как своего рода спасение. Я давно мечтал о нем. Мы умирали от голода, но еще больше от жажды. Мысленно протягивая руки к горам, я переносился в Среднегорье — туда, где мы всегда могли прильнуть потрескавшимися губами к одному из студеных горных родников. Стоя на том же месте, я шептал: «Эх, время, время! Наступит ли и для нас наконец желанный момент, когда после стольких мук мы будем иметь полное право отдохнуть у себя дома?!» В это время сверкнувшая в небе молния ярко осветила дорогу на Дрангово.

— Сегодня вечером отправимся в Дрангово! — крикнул Стенька. — Вот где развернемся, страшно будет фашистским злодеям!

Стенька угадал. В последнее время мы проявляли повышенный интерес к этому селу.

Именно такое решение принял и я, но ждал, когда стемнеет. Я посмотрел на Стеньку и молча, только взглядом, поддержал его.

Стенька являлся командиром отряда, и в его обязанности входило принимать решения. Я же, как уполномоченный штаба зоны и ответственный за ремсистскую работу в Пловдивской области, обязан был вести разъяснительную работу среди молодежи. Поэтому мы собрали руководство отряда, чтобы узаконить план, согласно которому в этот же вечер должны были овладеть селом Дрангово.

Но вот к нам пришли наши помощники из села — учитель Иван и Пеньо, мы сообщили им о нашем намерении.

— Правильно, — согласился учитель. — Это поднимет дух у населения.

Того же мнения придерживался и Пеньо, объявивший, что подобную операцию все, от мала до велика, встретят как светлый праздник. После краткого совещания мы расстались с товарищами и пожелали друг другу успеха.

Солнце скрылось за облаками. Над полем медленно опускались сумерки. Тишину нарушали только крики сельских пастушат, возвещавшие окончание рабочего дня. Несмотря на раскаты грома, на нас не пролилось ни капли дождя. У самой земли мрак сгущался. Мы все уточнили, и оставалось только тронуться в путь.

Скрывшееся в удлинившихся тенях деревьев, Дрангово едва виднелось вдали. За дубовыми рощами с трудом удавалось различить приземистые домишки села. Я шел через молодые поросли дубков неподалеку от сельского пруда, и у меня радостно сжималось сердце. Я всегда считал дранговцев своими земляками. Еще от деда я узнал, что после освобождения от турецкого ига, стремясь получить землю, они покинули родные края и пришли в Кумарларе, где арендовали землю и дома турецких помещиков, которые вынуждены были покинуть эти места.

Для дранговцев мое родное Брезово являлось административным и политическим центром. Почти каждый день они пересекали дубовые рощи и по оврагу спускались в Брезово за покупками или для того, чтобы уладить какие-нибудь дела.