Не успел я опустить экран, как он снова зачирикал. (Мой рингтон: звук жуков-точильщиков, вымершего в 2029 году вида.) На этот раз это не Сафф, а мой сосед по комнате, Зихао. Ну вообще-то бывший сосед, так как учебный год закончился, и теперь мы живем в разных комнатах. Зи в аэропорту. Он хочет, чтобы я знал, что он устал и что очередь за кофе очень длинная. Сообщение состоит сплошь из эмодзи – так предпочитает писать Зи. Он утверждает, что эти смайлики – более сложная форма общения, чем просто слова, но я подозреваю, что настоящая причина в том, что Зи нравится смотреть, как эти иконки вибрируют и танцуют. В конце концов, Зи сам всегда в движении.
«Если я усну в очереди за кофе, то люди поднимут меня и отнесут в ее начало?» – пишет он. Это предложение потребовало использования слов; только половина написанного – эмодзи.
Я пишу: «Нет, люди в очереди вытащат кучу соломинок и соединят их в одну длинную. Один конец засунут в кофейник за прилавком, а другой тебе в рот».
«Американская изобретательность!» – отписывает он. Я сказал ему говорить так, когда он не совсем понимает, что происходит.
Я улыбаюсь и бросаю свой экран на кровать. Приземлившись, он снова чирикает, словно в знак протеста.
Снова Зи: «Ох ты, Боже мой! Надеюсь, мой полет будет удачным».
Зи меня подначивает. Он любит говорить, что, если я научу его, как быть американцем, он научит меня, как быть человеком.
Я закатываю глаза и отписываю: «Надеюсь, твой полет будет удачным, Зи».
Мама все же нашла способ сделать салат вялым. Наверное, она положила его в духовку. Увидев миску с вялой зеленью, которую она ставит передо мной, я поднимаю брови. Обычно мама не заканчивает шутку и не говорит о ней, в то время как папа доводит ее до забавного, а иногда даже очень и очень смешного конца. Когда я говорю это вслух, мама выглядит раздраженной.
– Я не разговаривала с твоим отцом три дня, – сердито говорит она.
– Я же не говорю, что это он посоветовал тебе сделать салат вялым. Я говорю, что он мог бы сделать нечто похожее.
Она готовит тако.
– Кстати, он приедет на ужин.
– На этот ужин? Сегодня?
– Да. Почему нет?
– Э-э, потому что мы уже едим.
Она пожимает плечами.
– Я сказала ему приезжать к семи.
– СУД, – выкрикиваю я, – который час?
– Семь часов три минуты пополудни, – сообщает СУД.
Я смотрю на маму, но она этого не замечает, потому что сосредоточена на своем тако. Она занимается каждым отдельным кусочком салата и сыра так тщательно, как будто делает одну из своих моделей. Мама такая же, как моя спальня, – знакомая, но выставленная в забавном свете.
– В последнее время твой папа еще более ненадежен, чем обычно. Хотя, – тихо добавляет она, – он
Она смотрит на меня украдкой и, встречая мой взгляд, говорит:
– Извини. Это были мысли вслух.
Это еще один способ сказать, что она забыла, что я здесь. Справедливо. Меня и правда здесь не было.
– Твой отец может приходить в любое время, – говорит она.
– Да, знаю.
– Мы все еще друзья.
– Ага-ага.
Я откусываю от тако и вижу, как расслабляются ее плечи, когда я ем, словно они находятся на одной оси с моей челюстью. Я думаю, она сама даже не замечает этого. И, конечно же, я чувствую себя виноватым, но внутри меня ревет голос: «
– Он тебе звонил? – спрашивает она. – Ну, во время учебы?
– Изредка.
– Я не просила его об этом. – Она откусывает от своего идеального тако. Оно разваливается и падает на тарелку. – То есть я ему не напоминала. Если он звонил, значит, сам этого хотел.
– Я так и подумал.
Она перебирает пальцами кусочки разломанного тако, пытаясь сложить их вместе и спасти ситуацию.
– Эм, а Вэл звонила?
– Звонила ли мне Вэл? Нет.
– Я думала, что она тоже могла бы позвонить.
– Э-э, зачем?
– Чтобы узнать, как проходит твой первый год в колледже. – Она бросает на меня многозначительный взгляд. – В конце концов, она была твоей мачехой.
– Наверное.
Но я никогда так не думал о Вэл. Даже когда я упоминал ее в разговоре с кем-то, я не называл ее своей мачехой, а говорил просто «Вэл». Конечно, я скучал по ней. А если честно? Когда папа сказал мне, что она ушла, я даже вздрогнул. Ощущение было, словно прибил большой палец молотком. Хотя я никогда и не думал, что она останется.
– Она была твоей мачехой, – повторяет мама. – И она даже с тобой не попрощалась.
Во время учебы мама звонила мне каждые три дня. «Столько, сколько можешь вытерпеть ты и не может вытерпеть она», – подвела итог Сафф (еще до того, как мы с Сафф прекратили общение). Зи был в восторге от звонков мамы. Если она звонила, когда я был в ванной или в коридоре, он отвечал ей. Однажды я вернулся в комнату и увидел свой экран на столе Зи, повернутый таким образом, чтобы мама могла видеть его ноги. Он топал по пятнистой плитке, а между его ногами летал мяч – планета на дикой орбите. Лицо мамы на экране аж светилось от восторга. Кажется, она даже хлопала в ладоши.