Перл взглянула на Эллиота, который слегка поднял подбородок и мягко улыбался, как будто они с барменом уже обменялись понятной только им шуткой.
– Рад, что вы помните. Она думает, что вчера оставила здесь свой жесткий диск.
Это была ложь, которую Эллиот придумал в поезде метро. Перл сидела рядом с ним, прокручивала в уме свои ответы, не зная, почему она позволила всему этому зайти так далеко, и размышляла, почему скрывает от него правду – из упрямства или стыда.
Эллиот показал руками размеры машины Apricity.
– Примерно такой.
Бармен цокнул языком.
– Какой большой жесткий диск.
– На нем целая библиотека, – сказала Перл, делая свой вклад в эту ложь. – Медицинские книги. Для моей работы.
– Вы же понимаете, почему нам нужно его найти. – Эллиот покачнулся на пятках. – У нее будут проблемы. Ее босс – настоящий придурок.
Бармен сухо улыбнулся и показал свои пустые ладони.
– Извините. Но, похоже, не здесь.
– У вас есть камера забытых вещей?
– Да. – Он сунул руку под барную стойку и вытащил два предмета: сложенный зонтик и диадему с хохолком, как у марабу, и словом «невеста», написанным стразами.
Эллиот взял диадему и со словами: «Эй, я повсюду ее искал», надел ее на голову, прямо по центру между седыми полосками на висках.
Бармен захохотал, очарованный, как и все остальные, кривлянием Эллиота. Перл такое чрезмерное очарование казалось актом насилия, клинком, который отсекает человека от его здравого смысла.
– Как я выгляжу? – спросил Эллиот.
– Прекрасно, – сказала она.
– А я надеялся услышать «невинно». – Он положил диадему обратно на стойку. – В конце концов, это моя первая брачная ночь.
По пути домой им попался почти пустой вагон. Они сидели друг напротив друга, Эллиот вытянул ноги в проход, его ступни упирались в сиденье рядом с ней. Услышав звонок экрана, он взглянул на него и сказал:
– Ретт только что вернулся домой.
– Он тебе написал? – спросила Перл.
– Нет. Это СУД. – Он помахал экраном. Точно. Теперь у него было приложение для отслеживания. – Как ты смотришь на то, что мы вернемся домой и расскажем ему?
– Расскажем ему?..
Он поднял голову.
– О нас.
Поезд дребезжал. Перл уставилась на кроссовки Элиота, упирающиеся подошвами в сиденье. Он не должен этого делать. Здесь сидят люди. Маленькие старушки. Дети. Она боролась с желанием столкнуть его кроссовки с сиденья. Ее внутренности дребезжали вместе с поездом.
– По правде говоря, я не могу прямо сейчас об этом думать, – сказала она.
«
Эллиот поднял ладони.
– Хорошо. Не торопись.
Она настороженно посмотрела на него. Он всегда смиренно принимал поражение. Потому что поражение никогда не было настоящим, не так ли? Только небольшая задержка в неизбежном стремлении Эллиота к тому, что он хотел получить. Поезд замедлился, нога Эллиота сдвинулась, оставив на сиденье пыльный отпечаток подошвы.
Поезд остановился, Перл резко встала.
– Не наша остановка, голубка, – сказал он.
Но она и так это знала. Пробираясь к дверям, она так грубо толкнула грузную женщину, что та вскрикнула. Перл даже не остановилась, чтобы извиниться.
– Голубка! – услышала она за спиной голос Эллиота, прежде чем выскочить из вагона. Теперь она пробиралась сквозь толпу людей на платформе.
– Перл! – крикнул он.
«
И Перл побежала.
По адресу на визитной карточке Мейсона (
Двери пекарни были покрыты шелушащимися желтыми иероглифами. Перл смогла прочитать только некоторые: «сладкий», «дюжина», «удача». Возможно, офис находился над пекарней, а может, именно в ней Мейсон встречал новых сотрудников, прежде чем отвезти их туда, где на самом деле находится его компания и машина Перл. Дверные ручки стерлись и потеряли свой блеск. Перл представила себе, как серебро по кусочку переходит в ладонь и уносится вместе с ней. Она взялась за ручки и потянула на себя, ожидая услышать стук засова. Вместо этого она пошатнулась, а дверь слева чудесным образом распахнулась. Кто-то, должно быть, забыл ее запереть. Перл ждала, что сработает сигнализация, ждала так долго, что сама тишина стала звуком. Когда никакого сигнала не раздалось, она вошла внутрь и осторожно закрыла дверь.